Казанова

Вы хотели, чтобы я рассказала, поведала Вам о причине моей грусти. Хорошо, я готова это сделать. Я вверяю мою жизнь, мою репутацию, все мое существо в Ваши руки… Я прошу Вас помочь несчастной душе, у которой не будет никакого другого выхода, кроме как искать собственной смерти, если она не сможет исправить свое положение. Дело в том, дорогой Казанова, что я беременна… Вы думаете, как философ, Вы — честный человек, спасите меня, если это еще возможно, и если Вы знаете как. Все мое существо и все, что у меня есть, будет Вашим, если Вы поможете мне… Если я вернусь к моему первоначальному положению, дела мои поправятся… если я избавлюсь от ноши, которая бесчестит меня. Казанова, дорогой мой, пожалуйста, сделайте все возможное, чтобы найти хирурга, доктора, того, кто освободит меня от моих страданий, сделав все, что потребуется, и в случае необходимости, применив силу… Я доверяю Вам. В этом мире у меня есть только Вы… У меня никогда не было человека, которому можно довериться, а теперь Вы — мой ангел-хранитель. Пойдите к каким-нибудь девушкам из театра, спросите их, приходилось ли им когда-либо совершать то, что я хотела бы сделать… Спасите меня. Я верю Вам.

Это удивительная и пронзительная история и в наши дни. Джустиниана толкала Казанову на предприятие, которое было смертельно опасным для нее самой и, конечно, совершенно незаконным: проведение аборта. Хотя позднее она обещала отдать свои бриллианты хирургу, а тело — Казанове, она взывала к его галантности. Он заметил ее приезд в Париж, когда они — после его возвращения с деньгами из Голландии — вновь столкнулись в оперном театре. И теперь он был тронут и готов помочь в связи с беспомощной верой в него. Интуиция ее не подвела, она оказалась права: он не только преисполнился желанием спасти ее, но и знал, к кому обратиться.

Был составлен план, театральный и опасный. Они встретились на балу, надев заранее приготовленные маскарадные костюмы (Казанова надел венецианскую маску, с одной нарисованной розой под левым глазом), переправились по Сене к продавщице оральных абортирующих средств и вернулись на танцы прежде, чем, как они полагали, кто-либо заметил их отсутствие. Они ошибались по двум причинам. Во-первых, «фармацевт», мадам Демей, знала об опасностях своей торговли, а также о возможности шантажировать богатых клиентов, и не сохранила тайну. Во-вторых, их отсутствие было отмечено, но приписано неправильным причинам: люди предположили, будто они сбежали уединиться как любовники. И пара промешкала слишком долго, Джустиниану била дрожь от холода, голода или последствий принятого снадобья, и она попросила Казанову остановиться у Пти-Полонь, где он весьма любезно сделал ей омлет и открыл шампанское, а потом повел себя уже менее галантно — сексуально обхаживал ее.

Вернувшись на бал, она танцевала до утра в надежде потерять ребенка, но план не удался, а мадам Демей обратилась к жениху Джустинианы, стремясь получить с него за свой рассказ деньги.

К счастью для Казановы и Джустинианы, у откупщика были основания не верить тем, кто утверждал, будто его невеста беременна и пытается избавиться от ребенка, он знал, что его собственная семья в отчаянии готова очернить ее имя, чтобы сохранить свое состояние в неприкосновенности, и он был влюблен в молодую красавицу. Но жених стал подозрительным, и давление на Джустиниану увеличилось, так как ее беременность начинала делаться заметной — ее вынуждали как можно скорее избавиться от ребенка того мужчины, которого она любила. Между тем был подготовлен доклад о «всем романе Уинн» (семья Уинн была из иностранцев) для герцога де Шуазель, министра иностранных дел, и это, конечно же, могло очернить заодно и имя Казановы.