Казанова

С самого начала биографы Казановы, объясняя его интерес к каббале, говорили, что в этой области трудно провести различия между верой и умелым трюком (здесь может быть сложно разобраться даже самому «верящему» человеку), особенно если речь идет о человеке, проникшемся духом рационализма Просвещения и идеями века разума, и его погружении в работы по математически-магической алгебре восемнадцатого века, и в конечном счете просто обходили этот вопрос. Как ни странно, но двести лет спустя возродился интерес к подобным течениям гностицизма, египетской математике, неоплатонизму, иудейскому мистицизму и личному откровению. Возможно, каббала скорее способна научить нас вере в удачу, сопровождавшую Казанову всю жизнь, нежели объяснить его сложные трюки, пророчества, поставленные диагнозы и попытки реинкарнации. Она может осветить совершенно неизвестный пейзаж, который иногда является из прошлого и неожиданно привносит духовное измерение в портрет самого телесного из мужчин и самого плотского из времен.

Само слово «каббала» происходит от еврейского, обозначающего «получение», «обретенное учение» или же просто «традиция». Оно отсылает к устной традиции мистического иудаизма, родившейся, возможно, во времена Авраама. Одним из затруднений с исторической точки зрения выступает сложность обсуждения каббалы на обычном языке. Ее ключевые положения абстрактны, передаются иносказательно и изображениями, в стихах, знаками и числами. Учение каббалы — или, точнее, ее откровения — может быть датирован, по меньшей мере, двенадцатым веком нашей эры (время первых письменных сведений), хотя широко распространено мнение о намного более раннем происхождении, ассоциируемом с историей иудаизма и христианских евангелий. Для верующих время «генезиса» каббалы — в компетенции божественного и, следовательно, находится за границами исторических изысканий.

В простейшем изложении ключевое откровение каббалы заключается в том, что Создатель не отделен от мира, в котором мы живем, или от нас самих, а проявляет себя в творении и в человечестве. Бог находится повсюду. Он может выражать себя, и к нему можно обратиться, но постичь его проявление возможно, среди всего прочего, благодаря совершенству чисел, а также через буквы и основанные на них уравнения, т. е. через написанные для избранных коды. В отношении личного откровения, предполагающего, что бог внутри нас, и признающего важность духовной индивидуальной самореализации — это перекликалось с идеями эпохи Просвещения. Более специфичной была каббалистическая «алгебра» (коды, раскрывающие дополнительные значения в текстах), которая оказывала огромное влияние на неискушенных в математике и науках людей восемнадцатого столетия. До тех пор, пока гипотеза не отвергнута и проверяется, она может быть истинной, и именно в таком духе многие, включая Казанову, использовали каббалу, оказавшуюся полезной не только в исключительно духовных вопросах.

Различие между наименованием и сущностью чего-либо стало определяющим вопросом каббалы задолго до того, как Ницше объявил данную проблему лингвистической фикцией. Отсюда особая очарованность Казановы каббалистической традицией расшифровки божественного творения посредством языка и математики и интерполяции духовного значения на подразумеваемые отношения между этими двумя аспектами. Более современные дебаты по поводу связи между мыслью и языком в данном концептуальном вопросе каббалы абсолютно аналогичны: если бог манифестирует себя в собственном имени, а слова могут быть одновременно средством и сущностью божества, то верующие при обращении к богу должны обращаться к образам воображения. Слова в каббале заменяются использованием каббалистического дерева — карты божественных и человеческих сил, зачастую персонифицируемых в виде распростертого тела — и образами из сфер строительства (масонства), геометрии и математики. Неудивительно, что визуальные и литературные произведения близкого современника Казановы Уильяма Блейка тоже переполнены каббалистическими идеями и образами, в которых место молитвы заменяется трансцендентной ценностью идеи-в-изображении.