— Ты хорошо смотришь за детьми, но этого мало, Марта. Придется тебе научиться заряжать мушкеты и пистолеты. Нас стало слишком мало, и каждая пара рук много значит.
Негритянка смутилась, не пытаясь даже скрыть страх. Она промолчала и удалилась, надеясь, что госпожа забудет свое распоряжение.
— Катрин, стоит ли тревожить эту женщину подобными приказами?
— Пусть она тоже помогает. Не такое уж и хитрое дело — заряжать оружие. Я вот двоих ранила и тем помогла сохранить кому-то жизнь, милый мой Люк, — уже с улыбкой закончила она.
— И мне это очень не нравится, Катрин. Очень! И прошу, больше не делай попыток воевать. Ты нужна детям.
Она не стала спорить, но Лука был уверен, что не убедил жену.
Показались берега, к которым они шли. Катрин смотрела на них с надеждой и любовью.
— Катрин, что мы тут будем делать? — спросил Лука, прильнув к окуляру подзорной трубы.
— Жить, работать, Люк. Что ж еще? Как все.
— Что-то слишком много собралось воинов на берегу. И нет ни женщин, ни детей. Это похоже на встречу неприятеля.
— Они же не знают, что мы друзья и что я на борту, Люк. Наверняка им известно о нападении пиратов на соседей. Вот и приготовились к встрече.
— Ты пойдешь в шлюпке, или подождем прибытия индейцев?
— Я рассчитываю, что мы вдвоем отправимся к ним на берег. Они знают, что ты друг индейцев, и хорошо примут тебя.
Суда сбросили паруса, легли в дрейф в четверти мили от берега. Спустили шлюпку, двое негров сели на весла, Лука с Катрин устроились на корме, и гребцы принялись за работу. Волна была довольно высокой, шлюпку бросало вверх, потом опускало, в нее залетали брызги, охлаждая разгоряченные лица.
На полдороге Катуари пересела на нос, потом встала во весь рост и стала махать платком с улыбкой на губах.
— Катрин, мне не нравятся твои собратья, — молвил Лука, изредка прикладываясь к подзорной трубе. — Они возбуждены и агрессивны.
— Они еще не узнали меня, Люк. Далеко. И я в европейском платье.
Немного погодя с берега раздался тихий хлопок выстрела, потом вжикнула стрела. Катуари закричала что-то по-караибски.
Стрелять перестали. Начались переговоры. Лука приказал гребцам поднять весла. Он беспокоился и имел для этого повод. Индейцы вели себя непримиримо, угрожали оружием и кричали что-то, чего Лука понять не мог.
— Катрин, что происходит? — не выдержал Лука.
Она продолжала кричать, сердилась, но индейцы, казалось, были непреклонными.
— Люк, они не хотят принять нас! — повернулась она к корме. — Угрожают. Что нам делать? Я в недоумении и ничего не могу понять.
— Но что они говорят, Катрин?
— Что я переметнулась к белым, и теперь я не их дочь. Требуют уходить, иначе начнут стрелять в нас.
— Они обозлены и их можно понять, Катрин. Надо поворачивать назад, пока не поздно. Я вижу, что они распаляются всё больше.
— Но как же так? Они ведь хорошо знают, что мы друзья индейцам! Этого не может быть! Надо высаживаться!
В это время стрела пролетела в футе выше головы Катуари как прямой знак серьезных намерений караибов. Это уже поняла и Катрин.
Волны и ветер постепенно приближали шлюпку к берегу. Стало очень опасно. Лука, не дожидаясь конца переговоров с караибами, крикнул гребцам:
— Поворачиваем и идем назад! Судьбу искушать не стоит!
Негры с рвением взялись за весла. Они уже считали себя мертвецами, и слова хозяина обрадовали их.
Шлюпка круто развернулась, снопы брызг окатили людей, Катуари уцепилась за борт и перестала кричать. Лишь смотрела, как караибы неистово пританцовывали, выказывая все признаки радости.
А Катуари согнулась на носу и больше не смотрела на берег. Она была в высшей степени обескуражена, унижена, оскорблена и подавлена. Такого ей и в жутком сне не могло присниться.
Лука молчал, благодаря Господа, что уберег от смертельной опасности. А она была так близко! По-видимому, караибы всё-таки испытывали какие-то добрые чувства к Катуари, вот и не прикончили их всех, лишь показывали свою неприязнь.
На борту их молча встретили матросы. Им было не понять, что происходит и почему супруги так трагически подавлены. Хотя если быть честными, то Лука всем случившемся был даже доволен, но боялся в этом признаться даже самому себе.
Они прошли в каюту. На ходу Лука бросил капитану:
— Идем дальше на юг, капитан. Что там дальше по курсу?
— Мартиника, хозяин, — коротко ответил капитан.
— Французский остров. А дальше?
— Сент-Алуэн, хозяин. Французский остров.
— Слишком близко от Гваделупы. Ну ладно, следуем курсом на Мартинику.
Катрин долго молчала. Лука не стал приставать с расспросами, понимая, как она расстроена и оскорблена в самых лучших своих намерениях. Ему было жалко ее, хотелось обнять, приласкать, но он вышел, поспешил к детям. Это сейчас было ему необходимо. С ними он пытался отвлечься на время от случившегося с Катрин.
Перед заходом солнца на горизонте показался силуэт гор Мон-Пеле.
Капитан убавил парусов, второе судно последовало его примеру, и, сбросив ход, оба изменили курс на юго-западный. Дойти до Сен-Пьера засветло было невозможно, потому нужно было отойти от берега подальше.