Казачий край

  - Нет, это придумка красногадов, и все что, было, случалось по обоюдному согласию. Зачем бабу приневоливать, когда за ради сохранения своего добра она сама к тебе под бочок ластится? Смысла бесчинствовать не было, чай не с врагами или басурманами какими повстречались, а со своими, бывшими гражданами России. Никто ведь не виноват, что их братья, дети или мужья у красных служат, а Гражданская война дело такое, что все еще может измениться. Реквизиции награбленных красными богатств были, это на любом суде признаю, а изнасилований не допускали, и на этот счет я не переживаю.

  - Ну, ладно, коль ты так говоришь, значит, так оно все и есть...

  Чернецов моим ответом был удовлетворен и теперь уже я на него насел:

  - Так кто, Василий Михайлович, говоришь, тебе о бочонке с золотом доложился?

  - А я и не говорил.

  - Так может быть, скажешь?

  - Ага, сейчас, чтобы завтра ты человека прибил?

  - Клянусь, зла не сделаю.

  Командующий подумал, прищурил глаза и ответил:

  - Полковник Шахов.

  - Так я и думал. Сказано, что не наш человек, не казак, а настоящий кацап. Свой бы не сдал...

  - Это да, - генерал вновь согласился с моими словами, - кроме него про это более никто не сказал, хотя не абы кто спрашивал, а я, самолично.

  - Ну, благодарю, что предупредил.

  - Ты свой, и ты меня спас, так что счетов между нами нет.

  Тем временем, пока мы разговаривали, в ресторане появился оркестр, и заиграла музыка. Наступил вечер и нарядные люди, офицеры с дамами, чиновники и государственные служащие заполнили помещение ресторации. Гомон, шум, разговоры, и тут, я увидел ее, женщину, как мне тогда показалось, моей мечты. На некоторое время, может быть всего на долю секунды или на целую минуту, я как бы отключился от всего происходящего вокруг меня, а когда очнулся, начал незамедлительно действовать.

  В помещение ресторана вошел молодой штабс-капитан из корниловцев, лицо которого мне было смутно знакомо по Царицыну, а фамилия его была то ли Федоров, то ли Степанов. Офицер был не один, а в сопровождении трех дам, двух смуглолицых и очаровательных брюнеток самого юного возраста, и русоволосой красавицы, лет около двадцати с несколько печальным лицом. Чернецов еще не успел обратить внимания на то, кого я так пристально высматриваю у дверей, а я уже был рядом с корниловцем, который объяснялся с метрдотелем на предмет свободного столика, которых, увы, не было.

  - Рад видеть вас в добром здравии, штабс-капитан, - обратился я к офицеру и, пока он осознавал, где же меня видел, спросил его: - Сегодня праздник и, насколько я понимаю, мест свободных нигде нет?

  - Так точно, господин полковник, - ответил корниловец.

  - В таком случае, прошу за наш столик, - моя рука указала направление, и когда несколько смущенный штабс-капитан повел своих спутниц к Чернецову, я поймал за шиворот пробегающего мимо официанта и, не считая, кинул на его поднос несколько крупных денежных купюр.

  - Чего изволите? - официант заученно склонился, но проделал это без всякого халдейства и, можно сказать, с каким-то изяществом. Видать, старой школы работник.

  - Шампанское, фрукты, сладости, и все что дамы любят за наш столик.

  - Не извольте беспокоиться, сей момент, сделаем, - ответил он и исчез.

  Дальше, все происходило очень быстро и как в тумане. Знакомство, шампанское, веселые истории из армейской жизни и вальс с запавшей мне в душу русоволосой красавицей Анастасией Дмитриевной Чернышевой, молодой вдовой убитого красными чиновника Саратовской губернии. Затем наступила ночь. С моей новой знакомой мы ехали в извозчике, смеялись, а поутру проснулись в одной постели. День и ночь минули прочь, праздник прошел на славу, жизнь настраивалась, и приобретала какие-то четкие контуры.

Глава 24 Воронеж. Октябрь 1918 года.

  - Бр-р-р! - я вышел из бронепоезда на перрон железнодорожной станции городка Лиски, который моя бригада вчера освободила, и плотнее запахнулся в новенький полушубок с нашитыми на плечи полковничьими погонами. Конец октября, а нет-нет, по утрам уже подмораживает всерьез. Четвертый день мы наступаем на противника и плевать на погодные условия, мы торопимся к сердцу России, к Москве, и наш напор на большевиков настолько силен, что даже хваленые латышские стрелки и прочие интернационалисты, его не выдерживают и откатываются с нашего пути как пустые бочонки из под пива.

  На одном из последних совещаний общего военного совета Донской и Кубанской армий, при участии представителей Добровольческого, Астраханского и Терского корпусов, было решено, датой наступления на большевиков назначить 20-е октября 1818 года. В успехе никто не сомневался, слишком свежа была память о летних победах на Дону, Кубани и под Царицыном. Наши войска скопили значительные запасы боеприпасов, продовольствия и снаряжения, утроились в числе воинов, мы были готовы к продолжению борьбы, и появился приказ по всем вооруженным силам Доно-Кавказского Союза с незатейливым, но многозначительным названием: "Поход на Москву!"