Катынь. Post mortem

– Я очень хорошо помню тот апрель сорок третьего, – включилась в разговор Буся. – Немцы через громкоговорители и в своих газетенках сообщали о преступлении в Катыни.

Анна смотрела на Ярослава. Она ждала, что он скажет теперь, ибо в прошлый раз она услышала от него, что есть вопросы, которые следует оставить для истории.

– Для них это был удобный пропагандистский ход. – Ярослав хотел развить свою мысль, но Юр бесцеремонно его прервал:

– Пожалуй, ни у кого нет сомнений, что это сделали Советы! А что думаете о Катыни вы? Кто там стрелял?

Наступила тишина. Все теперь смотрели на Ярослава. А он поднес к губам чашку с чаем, поставил ее обратно, вынул пачку папирос, предложил Юру, но тот отказался. Он по-прежнему ждал ответа.

– Давайте лучше оставим это для истории…

– Это я уже от вас слышала. – Анна отреагировала весьма резко. – И что же, нам должно быть этого достаточно? Ведь в сорок третьем году протоколы подписала международная комиссия.

– Кому мы должны верить? – Чувствовалось, как внутри Юра растет напряжение. – Сталину или врачам из Женевы?

Ярослав стиснул зубы, скулы его напряглись. Он раздумывал, как человек, который дает показания для протокола.

– Профессор Марков из Болгарии и Гаек из Праги отказались от своих показаний. – Это прозвучало как официальное сообщение.

– А то вы не знаете, как у нас меняют взгляды? – Юр ладонью схватил себя за горло.

– Я слышал, что ксендз Ясиньский, который был в Катыни в качестве посланника кардинала Сапеги, в июне также изменил свое мнение. – Ярослав обращал эти слова к Анне.

Ее лицо покрылось нервным румянцем.

– Его заставили! – Она буквально выкрикнула эти слова. – Те, что пришли в такой же форме, как ваша!

– Это ошибка, видеть врага в каждом, кто носит эту форму. – В голосе Ярослава прозвучала нота сожаления, словно он хотел сказать, что не ожидал в этом доме встретиться с подобным афронтом. Но на этом нападки на него не прекратились.

– Вы что-то скрываете, – отозвался Юр. – Вы же были в Козельске!

Ярослав вопросительно посмотрел на Анну, потом на Нику, как будто ожидая ответа, откуда этот молодой человек так много знает о его жизни.

Ника призналась, что Юр узнал от нее, но при нем можно говорить обо всем, он человек проверенный.

– Скажите же все, что знаете. – Анна наклонилась вперед и сложила руки в умоляющем жесте. – Я хочу знать правду, от чьих рук они погибли.

Прежде чем Ярослав успел открыть рот, Юр вскочил с дивана и ткнул себя двумя пальцами в затылок.

– Это их способ. Выстрел из нагана в затылок.

– Нет, это не были наганы. – Ярослав смотрел теперь на Анну. – Это были пистолеты системы «вальтер».

– Значит, вы что-то знаете, – заметил Юр, усаживаясь снова на диван. Все смотрели на Ярослава, который порылся во внутреннем кармане мундира и вытащил какую-то вещицу, зажатую в кулаке. Он разжал ладонь. Все увидели что-то темное, издалека напоминающее те финики, которые лежали сейчас на блюде. Это была гильза от пистолетного патрона калибра 7.62. Ярослав говорил, что это немецкие патроны фирмы «Геко». И тогда все услышали дрожавший от напряжения, обвиняющий голос Анны:

– И вы, человек военный, не знаете, что эти патроны они захватили у финнов? Неужели же нам дано знать только то, что их убили немецкие пули? – Анна с минуту молчала, ожидая от Ярослава хоть какого-нибудь слова или жеста, но он лишь затянулся папиросой и не проронил ни слова. – В таком случае нам больше не о чем говорить…

Ярослав вложил гильзу в ладонь Анны, натянуто поклонился и вышел…

Вечером Ника застала мать перед зеркалом. На столике у зеркала стояла гильза от патрона калибра 7.62 фирмы «Геко». Рядом с ней она увидела деревянную шкатулку с гуцульскими узорами, в которой хранились все реликвии, связанные с отцом. И именно туда Анна положила гильзу, а потом, обращаясь к Нике, произнесла слова, которые та запомнила навсегда:

– Это странный человек…

– Что значит странный?

– В нем есть что-то такое… – Анна колебалась, она искала подходящее слово: – Двойственное. Как будто в нем живут два человека. Я больше не хочу его видеть здесь. Никогда!

– Это невозможно. – Ника покачала головой. – Он сюда вернется. Разве ты не замечаешь, что нравишься ему?

45

Дул ветер, и шел дождь.

Бездонные ямы словно вздымались в воздух вместе с колышущимся и лопочущим полотном. Разрытые могилы, казалось, разверзлись еще шире, открывая взору сложенные слоями тела. Обнаженные черепа кричали отверстиями глазниц, ноздрей, ртов и дыр в затылках. Руки в грубых резиновых перчатках поворачивают череп, демонстрируя входное отверстие пули, в которое кто-то втыкает карандаш…

Черно-белая земля открывала очередные свои тайны, сокрытые в ее недрах.

Уложенные друг на друге тела с открытыми в немом крике ртами. Немой крик. Ибо и фильм был немой.