Катынь. Post mortem

Стоявшая перед Анной с бритвой в руке постижер явно рассчитывала на поддержку с ее стороны. И тогда высказалась горбунья:

– Ты злишься на нее, потому что тебя насильно выдали замуж за мясника, а он только деньги любил. Ты же не знаешь, что она мне в гримерке сказала.

– Ну, что? – Толстуха враждебно посмотрела на Михалинку.

То, о чем начала рассказывать горбунья, она больше адресовала Анне, чем товарке. И звучало это совсем не как известная всем сплетня, а скорее как откровение, которое должно было послужить оправданием для Актрисы. Да, у нее были романы, об этом знала даже ее свекровь, та самая, известная еще до войны, краковская гадалка. Именно она и сказала своей невестке, что если той необходимо мужское поклонение, то пусть она даже в это тяжелое время не отказывает себе в том, чтобы подтвердить самой себе, что она по-прежнему остается желанной для мужчин, иначе иссякнут в ней живые соки жизни, ибо ожидание – это есть медленное умирание, и после войны она станет как высохшая щепка, как дерево с подрубленными корнями, в котором весной перестают бродить соки, и тогда ее вернувшемуся мужу не с кем будет утешаться.

Михалинка говорила все это с большим чувством, не отводя глаз от Анны, словно ища у нее понимания для Актрисы. Постижерка фыркнула, как рассерженная кошка, и демонстративно пожала плечами.

– Михалинка за нее душу продаст.

– И что было дальше? – спросила Анна. – Муж вернулся?

– Вернулся, – подтвердила с удовлетворением горбунья, и теперь последние ее слова были адресованы постижерке. – А как вернулся, то аж удивился, что его жена еще прекраснее стала, чем была до войны.

Толстуха нетерпеливым жестом прервала Михалинку и обратилась к Анне, рассчитывая, что та встанет на ее сторону:

– А что вы скажете?

– Прошу вас, больше не срезайте, – сказала Анна.

В зеркале, которое подала ей мастерица, Анна увидела женщину, совершенно не похожую на ту, которую она знала всего лишь час назад. Ее глаза, казалось, стали еще больше, коротко остриженные волосы открыли щеки, подчеркнув выразительность губ. Она показалась себе гораздо моложе. Да, возможно, она теперь выглядела юнее, но на самом деле Анна чувствовала себя человеком, который, сменив кожу, неожиданно осознает, что не может перестать быть самим собой…

42

– Что ты наделала? – Буся ходила вокруг Анны, как вокруг афишной тумбы. – Анджей бы тебя не узнал!

Буся не скрывала своего возмущения: как Анна могла такое сотворить? Неужели это дань моде? Это же не в ее стиле! Тогда Анна вынула из сумочки заработанные деньги и вложила их в руку Буси. И только тут Буся обняла ее, она гладила ее короткие волосы, как будто хотела этим жестом поблагодарить ее за принесенную жертву.