Кацап

Александр стал переваривать в голове всё, что услышал от «кума» и никак не мог внутренне перебороть себя. Карачун продолжал оставаться для него начальником зоны. Только, может быть, более снисходительным к нему, чем к остальным обитателям лагеря. Не может быть никогда дружбы между «кумом» и подневольным рабом. Это неоспоримый лагерный закон. Такого ещё никогда не бывало в уголовном мире. И поэтому он пытался понять: какова же истинная цель этой игры? Действительно ли Карачун считал его невиновным и поэтому позволял держаться на равных? Или же это какой-то очередной скрытый ход, похожий на тот, когда хозяин бросил его на растерзание озверевшей от холода и безысходности толпы заключённых?

Весь остаток пути они проехали в полном молчании. Откровенный разговор разбередил душу обоим, невольно понудил к размышлениям.       Только вот размышления у каждого из них были совершенно разные. Карачун в мыслях был уже на фронте, а Кацапов строил в голове варианты выживания при новом хозяине.

Посёлок вынырнул из-за пригорка неожиданно. Был он совсем маленьким. Избы можно было пересчитать по пальцам рук. Дома располагались не на одной линии, а торчали посреди заснеженной равнины в хаотичном порядке.

Карачун повернул лошадь к крайнему строению от кромки леса.

– Стой, милок, приехали, – натягивая вожжи на себя, приказал он своему жеребцу, когда сани поравнялись с почерневшими от времени широкими воротами.

Карачун выбрался из саней и направился к калитке. Через минуту во дворе послышался его голос:

– Клавдия Семёновна, это я, Николай.

Послышался звук отворяемой двери, до Александра донёсся радостный женский голос:

– Коленька, милый, проходи. Случилось что? Ты ведь только завтра сулился быть.

– Так уж получилось, Клавдия Семёновна. Освободился раньше срока, – ответил Карачун несвойственным ему голосом. Интонация была виноватой и смущённой.

– Не один я, с другом заглянул. Пустишь заночевать?

«Надо же! Он назвал меня другом, – поразился Александр. – Неужели он говорил правду? Или сейчас это всего лишь ширма, чтобы женщина не испугалась, увидев заключённого?»

– Мой дом всегда открыт для тебя, Николай Павлович, – ответила женщина, переходя на официальное обращение. – Для тебя и твоих друзей. И ты это знаешь.

Наступило молчание, затем послышались тяжёлые шаги Карачуна. Проскрежетал засов на воротах и следующее мгновенье ставни распахнулись. Александр увидел посредине двора хрупкую женщину в валенках и накинутому наспех длиннополому тулупу на плечах.

– Отцепляй кобылу, загоняй кошеву во двор, – деловито распорядился Карачун. – Потом распряги лошадей, поставь их в стойло, напои, брось сена и заходи в дом.

Карачун и женщина ушли в избу, Александр принялся выполнять распоряжения «кума».

Когда он закончил все дела и вошёл в дом, на столе уже стоял самовар, топилась печь, на плите что-то варилось в кастрюле, пахло жареной картошкой. Хозяйка трудилась неторопливо и молча. Карачун выглянул из боковой комнаты.

– Николай Павлович, всё сделано, как вы сказали, – проговорил Александр, стягивая с головы шапку.

– Вот что, Сано, не в службу, а в дружбу, – обратился к нему Карачун со счастливой улыбкой на лице. – Клавдия Семёновна сказала, что усадит нас с тобой за стол не раньше, чем через час. Слишком уж рано мы с тобой у неё объявились, курица не доварилась ещё.

«Кум» сделал небольшую паузу, посмотрел как-то странно на Кацапова, и, не сбрасывая улыбку с лица, продолжил:

– Предлагаю заполнить возникшую паузу трудом.

– Слушаю, Николай Павлович.

– Пока суть да дело, порубил бы ты, Сано, лося на куски помельче. В сенях есть ларь, я потом помогу тебе стаскать туда мясо.

– Сам управлюсь, – сказал Александр. – Не беспокойтесь.

– Ну, хорошо. Тогда принеси сейчас кусок печени, хозяйка пожарит нам его. А потом уж займёшься мясом. У меня тут неотложное дело появилось. Думаю, управлюсь к ужину.

В это время хозяйка обернулась к Александру, пристально посмотрела на него с нескрываемым любопытством.

На вид она была чуть постарше Александра – года на три-четыре. Мягкая улыбка и добрый взгляд больших тёмных глаз сразу располагали к себе.

На голове хозяйки был повязан серенький платочек в крупную клетку, из-под которого выглядывали пряди густых чёрных волос, уложенных на затылке в крупный узел. Она была в синей блузке с мелкими белыми горошинами. Расстёгнутая верхняя пуговица позволяла рассмотреть небольшой кусочек смуглого плеча и выступающую ключицу.       Все эти детали обладали такой притягательной силой, от которой у Кацапова внезапно пересохло в горле. Усилием воли он отвёл взгляд от хозяйки дома и поспешно вышел во двор.

«Красивая женщина у «кума», ничего не скажешь, – отметил он про себя с завистью. – Добрая, нежная, домашняя. Вот бы мне такую встретить, когда освобожусь!»

Александр разделался с тушей и перетаскал мясо в деревянный ларь. Постучав в дверь, вновь вошёл в дом, нерешительно остановился у порога.