Кацап

– Вот и оставь язык за порогом. Он, как говорится, не только поит и кормит, но и в тюрьму сажает. Это я к тому, что за подобные антисоветские рассуждения положено сообщать куда следует, после чего твоя безобидная статья переквалифицируется на политическую. А я, как представитель власти, до вынесения нового приговора вынужден буду отправить тебя назад в шахту, как неблагонадёжного. Ты ведь не хочешь возвращаться в забой, верно? – мутные глаза «кума» изучающе остановились на лице Кацапова.

– Мне здесь больше нравится, Николай Павлович, – ответил Александр, усмехнувшись. – Бить рыбу острогой как-то сподручнее, чем махать кайлом в забое. Да и ружьё носить на плече мне совсем не в тягость.

– То-то и оно. Свобода и жизнь для зека всегда была дороже чужих интересов. Своя рубаха ближе к телу, как говорится.

Вытерев носовым платком в очередной раз вспотевшее лицо, Карачун ненадолго умолк, задумавшись о чём-то своём, потом неожиданно проговорил:

– Рассказал бы ты, Сано, лучше о своём прошлом. Уж больно любопытно мне стало, чем ты жил до того, пока не угодил на зону.

– Чего тут рассказывать? – удивился Александр. – Вы моё дело читали, там всё прописано.

– Ничего там не прописано – сухая биография, набор слов и цифр на одном листке.

– Ну, хорошо, расскажу. Только, с какого места вас интересует моя жизнь? – спросил Александр, продолжая пребывать в недоумении от необычной заинтересованности «кума». Ему было невдомёк, с чего вдруг начальник лагеря проявил любопытство к прошлой жизни рядового зека, которых в колонии насчитывается больше тысячи. Пьяная блажь или же намеренное выявление неблаговидных фактов, которые впоследствии можно будет использовать для шантажа?

– Как ты тискал титьку матери – мне неинтересно, – осклабился Карачун. – А вот чем занимался, когда стал зрелым мужиком – хотелось бы услышать.

Александр немного помедлил, прокручивая в голове события минувших лет, и спокойно, чуть раздумчиво, будто взвешивая каждый поступок, изложил в подробностях свою жизнь вплоть до дня вынесения приговора суда. Рассказывал долго, прерываясь иногда на несколько минут. И голос его после каждой паузы менялся. Иногда он был весёлым и звонким, чуть насмешливым, потом словно угасал, становясь тихим и даже прискорбным. Кадык на горле в это время словно оживал, поднимался рывками вверх, помогая сглатывать подступивший ком.

– Вот так и прошли мои лучшие годы, – усмехнувшись, закончил он своё повествование немного печальным тоном.

– Да-а, потоптал ты землю-матушку, – покачав головой, машинально произнёс «кум», думая о чём-то другом.

Некоторое время оба сидели безмолвно, уставившись в две невидимых точки на противоположном берегу реки.

Там, за воркующей Печорой, лес уже сбросил с себя золотистые блики, потемнел и готовился отойти ко сну. Да и на левом берегу деревья тоже поменяли цвет, набухли плотной чернотой, погружаясь в ночную дремоту. Совсем незаметно смолкли неугомонные птицы, затаившись до утра где-то среди густых веток. Вокруг стояла первозданная тишина, и с трудом верилось, что где-то далеко отсюда шла война, рвались снаряды, трещали пулемётные и автоматные очереди, падали на землю сражённые насмерть люди, кричали, стонали и хрипели раненые. Всё это было очень далеко и неправдоподобно.

– Может, покажешь мне, как лучишь рыбу? Слышать – слышал, как это делается, а самому лучить не приходилось.

– Отчего не показать? Покажу, конечно, – отозвался Александр. – И не только покажу, у вас будет возможность самому забить хорошую щучку.

На лице Кацапова скользнула снисходительная улыбка, он добавил:

– Рыба всегда кажется вкуснее, если ты добыл её самолично.

– Тогда чего губой трясти вхолостую? – воодушевлённо выразился Карачун. – Вперёд, и с песней!

Уже через полчаса они, стараясь не шуметь, тихо спускались по реке вдоль заросшего камышом и мелким кустарником берега. Карачун стоял в носу лодки на коленях и держал в руке факел, рассматривая в прозрачной воде травянистое дно реки. Александр устроился на кормовом сиденье и бесшумно управлял веслом. Внезапно Карачун, не оборачиваясь, взволнованно вскрикнул:

– Сано, тормози!

– Что такое?

– Вижу щуку в траве.

– Большая?

– Крокодил, метра два, не меньше.

– Может, это бревёшко какое?

– Я, Сано, не слепой. Рыбина это, горбатая и с плавником, два раза хвостом вильнула.

Александр повёл веслом назад, лодка остановилась.

– Николай Павлович!

– А?

– У вас под ногами лежит верёвка, привяжите к ней острогу, – сказал он тихо.

– Зачем?

– Чтобы щука не унесла её вместе с собой. Силищи в ней немеряно, может вырвать из рук.

– Да ну?

– Делайте, как я сказал.

Карачун послушно пропустил верёвку через ушко в деревянном черенке остроги, завязал в узел.

– Теперь командуйте, штурман, – весело проговорил Александр, предвидя дальнейшие события. – Где затаилась ваша хищница?

– Возьми левее на полметра, – выдохнул Карачун.

Выправленным курсом лодка медленно двинулась по течению. Когда щука оказалась по правую сторону носа, Карачун вставил факел в специальное гнездо, потом прицелился и с силой метнул острогу в воду.