Каторжный завод

По рассмотрении этого дела в Горном Аудиториато Господин Министр финансов входил по оному с всеподданнейшим к Государю Императору докладом, и Его Императорское Величество в 1–й день Июля сего года, конфирмовав мнение Горного Аудиториата, высочайше повелеть соизволил: Подпоручика Дубравина за неблагопристойные поступки выдержать в каземате шесть месяцев и отправить потом с тем же чином на службу в Нерчинские заводы. Сверх того, взыскать с него денежный штраф на удовлетворение обиженных им лиц и на покрытие разъездных по делу сему расходов. Удержанное же у него половинное жалованье ему не возвращать и время бытности под следствием и судом в действительную службу не зачислять. Вменить в обязанность местному Начальству не представлять его к производству в следующий чип прежде четырех лет, и то лишь за особые заслуги при отличном поведении. О чем и занести в формулярный список».

Запись сию подпоручик помннл наизусть и никогда но упускал из вида, что к производству в следующий чип может быть представлен только за особые заслуги.

За три года, проведенные в Нерчинских заводах, подпоручик Дубравнн проявил себя как отменно прилежный к службе офицер и дельный, знающий инженер. Ему поручались и разведка руд, и постройка судов, и спуск их на воду. Под его наблюдением были построены новые цехи на Забайкальском чугунолитейном и железоделательном заводе.

А после того как он, состоя в должности помощника управляющего заводом, закупил годовой запас провианта со значительной выгодою против установленных сметою цен, за ним утвердилась репутация чиновника особо честного и заботливого к интересу казны.

За эту операцию получил он именную благодарность от генерал–губернатора, и, когда понадобился опытный инженер для ревизии хозяйствования на заводе титулярного советника Тирста, выбор его высокопревосходительства пал на подпоручика Дубравина.

И с какой стороны ни взять, крайне необходимо было подпоручику отлично выполнить генерал–губернаторскоо поручение.

Глава вторая НАСТЯ–ОХОТНИЦА

1

Уйти надо было незаметно.

Настя знала, что лупоглазый Брошка, ходивший в денщиках у подпоручика, караулит ее на выходе за околицу слободкп. Вот уже несколько дней следит он за каждым ее шагом.

Смешной барин!.. Алексей Николаич… Нашел, кого в дозор определить… Да и к чему?.. А человек он, видать, хороший, ласковый… И глаза ласковые, синие… что Ангара в ясный полдень… Да ведь барин. И ничего уж тут не переменишь. Не судьба… Счастье не курочка — не приманишь, не конь — в оглобли не впряжешь…

Настя разостлала холстину на чисто выскобленном столе. Положила краюху свежеиспеченного хлеба, пяток пупырчатых огурцов, завязанную в тряпицу щепоть соли.

Выглянула в сени.

— Тетя Глаша, давай утицу!

— Несу, Настюша, несу. Да не выстудила еще.

Тетя Глаша, маленькая, сухонькая, словно перекатывается через порог. Серый платок у нее повязан узелком на лоб, и концы платка, как рожки, торчат над темным, словно из узловатого корня вырезанным лицом. В руках у тети Глаши обжаренная утка.

— Вот, выстудитъ-то не успела.

— В котомке остынет, — говорит Настя. — Заверни, тетя Глаша. Я сейчас.

Настя выходит в сени, по лесенке, сбитой из ошкуренных березовых жердей, проворно поднимается на чердак. Здесь вкусно пахнет свежими вениками. Много их заготовила Настя впрок, на зиму. Пригибаясь, проходит Настя к слуховому оконцу. Отсюда виден береговой конец слободки.

Так и есть! В конце проулка, как жарок на опушке, торчит из-за плетня рыжая голова Ерошки. Сторожит…

Вот глумной! Будто и пути в лес — только что по проулку… Через запруду и по той стороне малость подальше будет. Ну, да ведь ног не занимать — свои, молодые.

— Ай надолго уходишь? — спросила тетя Глаша, подавая Насте завернутую в холстинку еду.

Настя бережно уложила узелок в котомку.

— К ночи вернусь.

— А припасу на два дни берешь?

— Женихов прикармливаю, тетя Глаша, — засмеялась, котомку за плечи, ружье в руки и за дверь.

И разговор окончен.

Тетя Глаша только вздохнула вслед: «Ох, и девка!.. Бедовая… — и покачала головой и сокрушенно, и сочувственно: — Да ведь только и воли, пока в девках…»

Настя прошла огородом, осторожно ступая, чтобы не подавить переползающие межу. огуречные плети. По дороге сорвала шляпу подсолнуха, не совсем еще поспелую, но уже начавшую чернеть по ободку, и тоже ее в котомку. Через лаз в плетне перебралась в соседний огород, а оттуда в проулок — не тот, в котором притаился Ерошка, а другой, и мимо длинных из вековой лиственницы срубленных заводских амбаров спустилась к берегу, к самой запруде. По дороге встретила одного из казаков, на той неделе гонявших ее по березняку. Насупила брови, ожидая наглой ухмылки или острого словца, и приготовилась дать сдачи. Но, видать, парни крепко запомнили подпоручиковы советы. Казак только молча покосился на нее, а что вслед посмотрел откровенно завистливым взглядом, этого Настя уже не видела, как и не слышала, когда он вполголоса помянул крепким словом вставшего поперек дороги подпоручика.