Каторжанин (СИ)

«Ничего себе визит… — удивился я. — Алексеев фигура не из рядовых, хотя, насколько я знаю, его уже турнули с наместнического поста. Ну и как себя вести с ним? Для графа божьей милость Жана Арманьяка он вообще никто, а для штабс-ротмистра Любича — это уж вовсе величина…»

Встал больше по инерции, но адмирал поморщился и тихо заметил:

— Уж извините, Александр Христианович, но не вам, а мне приличествует пред вами тянуться. Но уж увольте старика… — адмирал грузно присел на стул и показал мне на второй перед собой. — Присаживайтесь, поговорим без экивоков…

Я присел, но смолчал, давая возможность адмиралу заговорить первым.

Алексеев немного помолчал, а потом попросил:

— Расскажите мне Александр Христианович, как там все случилось на Сахалине. Признаюсь, до меня уже довели показания ваших соратников, но хочется все узнать лично от вас — просто некоторые моменты звучат уж вовсе нереально. Как? Как у вас получилось?

— Ничего особенного, ваше превосходительство. Я просто исполнял свой долг, а точнее, все мы исполняли свой долг. Исполняли как должно. И немного везения.

Алексеев покачал головой и приказал:

— Рассказывайте! Я хочу знать все!

Пришлось кратко пересказать хронику боевых действий. И казнях японцев не умолчал — так как кто-нибудь из бойцов, которых уже обязательно допросили, мог проболтаться. Но то, что знал о мирном договоре, все-таки скрыл, а точнее, технично обошел в своем рассказе. О доказательствах зверств японцев тоже пока не стал говорить. Мало ли что, они могут оказаться последним моим козырем.

Адмирал вел себя как мальчишка, которому пересказывают приключенческий роман. А если точнее, радовался каждому моему слову.

— Ух… уважили, Александр Христианович… — после того, как я завершил рассказ, Алексеев смахнул слезинку со щеки, резко встал и крепко обнял меня. — Думал все уже, окончательно посрамлена честь русского оружия, ан нет. Водка есть? Давай примем, больно уж повод, подходящий…

Я выудил из груды подарков бутылку «Смирновской» и налил в чайные стаканы по половинке.

— Лей до краев! — заворчал адмирал. — Чай не половинкины сыны!

И алчно двигая кадыком, в один прием выхлебал все до последней капли. Шумно втянул мясистым носом воздух, крякнул и подсевшим голосом сурово сказал.

— Ну а теперь, поговорим о деле. Как вы уже, наверное, знаете, вас задержали по жалобе японцев. Там они много чего наплели: боевые действия после заключения мирного договора, негуманное отношение к пленным, нарушение кучи пунктов всяческих конвенций и прочее, и прочее. Первая нота была подана еще когда вы находились на Сахалине, но почему-то не в Санкт-Петербург, а сюда, во Владивосток, через британское консульство. Ее сразу передали в столицу, там ответили косоглазым, что на Сахалине русских войск нет и не может быть, а сюда прислали распоряжение, проверить факты, и ежели подтвердятся, наказать причастных по всей строгости. Но, сами понимаете, провести проверку, пока вы там, было невозможно, поэтому все затянулось. А тут, на тебе, оный разбойник со своими головорезами, сам заявился. И наши головотяпы немедленно взялись за дело.

Алексеев красноречиво глянул на бутылку водки и очеркнул ногтем треть стакана. А после того, как выпил, продолжил рассказывать.

— Особо разбираться не стали — приказано наказать — значит накажем. Быстренько провели следствие, но по его результатам поняли, что ничего официально вам вменить нельзя — дело в суде с треском лопнет. К тому же, никто не ожидал, что за вас вступится народ. Но приказ наказать надо было как-то выполнять — поэтому и решили вас умертвить, замаскировав все под самоубийство. Чтобы отписаться, что наказать нельзя, ибо оный супостат сам на себя руки наложил под грузом вины.

Но тут одновременно произошло еще несколько событий.

Ваш француз поднял на уши своих, которые, в свою очередь, дошли до самого государя. А японцы послали вторую ноту, уже прямо в Петербург, где упомянули, что вы к своим прочим злодействам, вдобавок умыкнули миноносец, потопили крейсер по пути и пароход, вместе с пехотным батальоном.

В Петербурге взялись за голову и срочно поручили мне лично разобраться, по существу. Но, увы, телеграмма пришла слишком поздно. То есть, тогда, когда уже было принято решение устроить вам «самоубийство».

На ваше счастье, капитан Свиньин нашел меня раньше, и я успел вмешаться еще до того, как мне было поручено официально взять дело в свои руки.

— Благодарю, ваше превосходительство.

— Пустое, Александр Христианович, — Алексеев отмахнулся. — А теперь перейдем к самому главному. Я уже обо всем доложил государю и даже успел получить ответ.

Я невольно напрягся и приготовился к очередной пакости на свою голову.

Алексеев зло нахмурился и через силу, словно заставляя себя, тихо сказал.