Каторгин Кут

– Стёпушка, просыпайся, – раздался над ухом Степана ласковый голос деда Акима, – Матрёна завтрек собрала, ужо давай, подымайся. Пораньше выедем, до полудня ещё у парома окажемся. Тем паче Матрёна Гнедого своего даёт, мою-то Зорьку покуда тута оставлю. Стара уж она, а Матрёне заказ большой с Уезду везти буду, вот и выторговал себе коника покрепче, чтобы старушку мою не мучать.

– Дедусь…я вот тут вчера поразмыслил…, – начал было Степан, но дед его остановил.

– Обожди, Стёпушка, давай чуть опосля. Я вот тут лапотки тебе добыл. Несподручно ведь в сапогах-то тебе шагать. Ты сапоги в мешок спрячь, всё же не так приметно! Говорят, на Уездном-то тракте, и после, когда дальше идти, лихих-то людей немало встречается. А у тебя одёжка вроде бы и не приметная… а вот сапоги новёхонькие! В лаптях целее доберёшься!

– Благодарствуй, дедусь! Век за тебя молить Бога буду, – ответил Степан и вдруг передумал в Солонцы возвращаться.

Уж столько пройдено, думал он, сдувая пар с чайного блюдца, и люди ему хорошие встретились, вон дед как за него печётся. А что в Солонцах? Там ведь не такие как сам Степан, без вины на душе, а есть кто за копейку малую людей губил. Нет! Прав Севостьянов, надо уходить с этих гиблых мест! Домой, в родную деревню, авось матушка ещё скрипит, болезная!

Глава 3.

– Вот и паром, добрались, дедо, – объявил Степан деду Акиму, издали завидев блестевшую в низине широкую реку и деревянную пристань на берегу, – Знать, пришла пора расставаться, дедусь…

Степан держал поводья резвого и чуть строптивого Гнедого тётки Матрёны, а дед Аким, развалившись в подводе на сене проспал почитай всю дорогу до реки. Степан правил лошадь, отвыкшая было за столько лет рука снова ощутила то забыло чувство, когда горячится конь, рвётся уйти в сочные травяные луга.

Вот доберётся Степан до дому, справит себе коника, хоть бы и плохонького, а всё же в дому работник, думал он, глядя на проплывающие мимо холмы, и небольшие деревеньки вдалеке от дороги.

– А ты не тужи, что расстанемся! – весело подмигнул ему дед Аким, – Всё у тебя сложится, своя у тебя дорога. Мне вот обратный-то путь долгий будет – за Матрёниным добром в Уезд придётся катиться, это какой круг, да хоть бы и то не одному. Вот сейчас Ивана моего повстречаем, а тебе только утром завтра на паром-то, ещё соскучишься здесь.

Немногим позже остановилась дедова подвода у старого постоялого двора возле самой пристани. Хозяйка двора недовольно смотрела на приезжих из-под руки – дескать, чего тут встали, а во двор нейдут, денег за постой платить не желают! Вона, в колодец полезли, коня поят…

– Ты, Степа, меня чичас послушай, – сказал дед Аким, укладывая в Степанов мешок ржаной каравай, обёрнутое чистой тряпицей сало, сухари в мешке и крутые яйца, – На пароме ни с кем не говори о себе, люди всякие там едут, тебе ни к чему нехорошие-то попутчики. Говорят, кое-кого и не доискались опосля таких-то разговоров! Ушлый народ тут завёлся, нехороший. И потом к ночи-то старайся где-то в деревне оказаться, на постой просись, на сеновал там, или в стогу ночуй, так покойнее будет. До тракту тебе три дня пути, если ночь не идти, то и все пять. Но уж лучше так, ибо болота там нехоженые, топкие, лес на много вёрст – чуть свернул с дороги, да обратно можно и не выйти. Понял?

– Понял, дедо. Спаси тебя Господь, и всех сродников твоих. Тётке Матрёне поклон передай, что харчей дала, и лапти. Всё же и правда, как в них дорога легче кажется!

– На-кось вот, тут немного, но на харчишки какие по пути хватит, – в натруженной ладони деда Акина звякнули монеты.

– Не надо, дедо, благодарствуй! У меня есть деньги, я ведь не какой-то валандай, работу знаю, маленько собрал.

– Получше спрячь, на траты оставь мелкую монету, да и ту никому не показывай, – учил дед, – Ну, коли вертаться надумаешь, милости прошу. Спросишь Решетиловых, тебе каждый путь к нашей избе укажет!

Степану было боязно расставаться с дедом Акимом и дальше отправляться в путь совсем одному, никак не отпускали его эти места, суровая сторона. Но уж коли решил – надо идти!

Встретили с парома Ивана, старшего из сыновей деда Акима, и Степан подивился – та же стать, те же повадки – вот копия отца был тот Иван Акимович, только помоложе да покрепче. Пообедали вместе, Степан помог погрузить на телегу мешки, что привёз на пароме Иван – а было то посевное зерно, что под зиму сеют, специально за ним и ездил Иван за сколько-то вёрст.

Тут и пришла пора прощаться, долго смотрел Степан вслед подводе, которую резво тащил строптивый Гнедко по дороге в уездный город. Дед Аким перекрестил Степана, благословил в путь, всё же и потеплее на душе стало, не так боязно, и подумал Степан, хорошо же всё складывается, может и доведёт его вот эдак-то Господь до родного края.

– Может чарку налить тебе с устатку? – скалилась в улыбке хозяйка постоялого двора, где собирался заночевать Степан, – Знаю я вашего брата, давно поди хорошего-то винца не пробовал, а?