Снова над нашими головами льет дождь. Но мы знаем, где искать пристанище. Saint-Severin, самая чудесная маленькая церквушка, какая только есть в Париже, встречает нас ароматом курений и мягким сиянием восковых свечей. Здесь мы остаемся, пока небо пытается затопить весь Quartier Latin и всех, кто там есть.
Но все, кто там есть, спешат укрыться в воротах и спокойно стоят в ожидании… Они знают, что дождь кончится, а парижское небо капризно не только в апреле.
По мне, пусть льет дождь. Я нашла себе, такое интересное занятие: я читаю книгу. Здесь, в церкви Saint-Severin, есть большая книга, в которой люди излагают Всевышнему свое горе и заботы! Книга эта — своего рода непосредственная переписка с Богом. Раз в неделю, во время службы, все пожелания читаются вслух, возможно, для того, чтобы Бог их лучше услышал. С трогательным доверием просят несчастные о помощи. Один кается в своих дурных поступках, другой хочет избавиться от болезни, третий надеется, что хорошо сдаст экзамен, а несчастная мать желает, чтобы Бог положил конец постоянным раздорам сына с его женой.
Пока за стенами церкви льет дождь, я читаю и читаю, усердно переворачивая большие страницы. В самом низу последней страницы написано мелким волнующим почерком: «
Да, Господи, сделай это — во имя всех любящих, во имя Леннарта и Кати, — верни бедной девушке ее друга! Ты один знаешь, как она страдает! О, я хотела бы тоже написать в эту книгу. Но книга Saint-Severin, возможно, предназначена только для католиков. А во-обще-то я знаю, что я написала бы: «Господи, дай мне сына…» или: «Если Тебе так угодно — маленькую дочку, сделай это, о Господи… поскорее!»
Когда мы выходим из церкви, небо голубое, солнце сияет! Улицы чисто вымыты и воздух свеж. На Boulevard St.-Michel молодежь так и кишит. Молодежь, молодежь со всех стран света. Мы с Леннартом идем среди них и прощаемся с Парижем. Прощай, Париж, старый Париж! Париж — молодой!
Капли дождя сверкают на деревьях Люксембургского сада, и на еще влажной скамье сидит там студент со своей девушкой, и они горячо, от всего сердца целуются.
У него на сердце было тепло и радостно. Старый город с молодым сердцем. Как она выразилась, эта
XII
Замок в прихожей щелкнул. Ева вернулась домой из конторы. Я услышала, как она поет. «Comme un p’tit coquelicot…» — пела она, и я знала, что она причесывается, стоя перед зеркалом. Потом она вошла в свою комнату. А потом заглянула ко мне.
Она остановилась на пороге, глядя на опустошение… И глаза ее медленно наполнились слезами.
— Здесь жила Кати, — тихо сказала она. — Мир ее памяти!
— О Ева! — воскликнула я, не в силах выговорить больше ни слова.
Я протянула руку и неуклюже погладила ее по щеке. От прикосновения моих пальцев на щеке осталось пять черных пятен. От хлопот с переездом всегда столько грязи!
Я могла себе представить чувства, которые испытывала Ева. Осталась только пустая комната с кучей хлама на полу и пятнами на обоях, по которым можно увидеть, где висели картины.
Мы молча стояли, и я знаю, что обе мы думали о том, как все было раньше.
Если бы был такой же день, как обычно, то мы с Евой шли бы домой из конторы вместе. Мы приготовили бы вместе обед и ели бы за столом в моей комнате. Возможно, вечером у нас собрались бы друзья, и мы бы вскипятили чай и приготовили бутерброды. Возможно, мы отправились бы в кино, а потом, сидя на оттоманке в комнате Евы, болтали о фильме, который смотрели, и о многих других важных вещах. Мы бы без конца хохотали, а Ева, жестикулируя, рассказывала бы о Курре и Альберте, и о Ёране, и о Буссе, и еще о нескольких в придачу, а я бы говорила только о Леннарте.
Всему этому настал конец. Конец нашему веселому соседству в этой двухкомнатной квартирке! Только теперь эта мысль начала причинять боль. Ах, почему нельзя получить что-нибудь в этой жизни, не пожертвовав чем-то другим?
Сегодня было так весело! Я с величайшим удовольствием смотрела, как грузчики переносили мою мебель наискосок через тамбур в мой новый дом. Я с трудом перетаскала туда книги и картины, разобрала шкаф и выбросила все старье. И все время, делая это, я напевала вполголоса самой себе коротенькие веселые песенки.
Я радовалась тому часу, когда Леннарт вернется домой с работы и увидит, сколько я успела сделать. Когда настанет вечер, у нас с Леннартом будет общий дом. Всякий раз, думая об этом, я ликовала. А о Еве до сих пор не подумала!
— Завтра рано утром будет немного чудно, когда никто не дернет меня за волосы, чтобы я проснулась! — в конце концов произнесла Ева.
— Я могу прийти и вырвать у тебя всю шевелюру — услужливо предложила я.
О, я была готова сделать все, что угодно, только бы она не расстраивалась!
Тогда Ева заплакала.