Катешизис

— Ещё, - я замолчал, подбирая слова, - ещё ты пытаешься укрываться от одиночества, но у тебя это не совсем хорошо получается. Ты пытаешься окружить себя теплом, а оно не греет, потому что искусственно, нечеловечно. Это словно заменять солнце лампой дневного света. – Я повышал голос и приходил в состояние странного возбуждения. На её лице возникло напряжённое выражение. Глаза неуловимо изменились. Словно зрачки её стали чернее. Словно открылся шлюз в черную бездонную немоту. Может быть, риск суицида у офтальмологов высок именно потому, что чаще других им приходится иметь дело с подобными глазами. - Ещё, - продолжал я, -ты понимаешь, что от своего одиночества не спрятаться, как бы не ухищрялась, от того злишься на себя. Злость твоя огромна и разрушительна, но ты её не выпускаешь. Боишься, что она раздавит и тебя и всех тех, кто, возможно, окажется в твоём окружении, поэтому ты смотришь такие фильмы, - я указал на экран, где в это время крупным планом показывали полное ужаса лицо какой-то восточной девушки, она кричала, и казалось, на мгновение этот крик заполнил всю вселенную. Вселенную каждого из нас. – А ещё, - эта мысль вдруг появилась и не выходила из головы, - ты постриглась для того, чтобы я не называл тебя Наташей.

Женя давно отставила пиво. Сидя в кресле напротив, молча смотрела сквозь меня. По её щекам медленно скатывались слёзы. Они словно рождались из ниоткуда, в бесконечной черноте её зрачков. Я остановился, то ли из-за того, что испугался, то ли потому что нечего было больше говорить.

Тишина между нами заглушила звуки телевизора. Чувство вины, вытеснило во мне всё остальное. Зачем я это сделал? Что заставляет меня говорить людям подобные вещи? Может это месть за собственное тыканье носом в дурной запах жизни? Но причём здесь окружение?

— Обними меня, пожалуйста, - тихо попросила она, медленно встала из кресла и подошла ко мне. Я тоже встал. Обнял её нежно и трепетно. Обнял всей своей вселенной её вселенную. Казалось, две бесконечности слились и… Из ничего - ничего.

— А теперь иди, - сказала она, отстраняясь, - увидимся, как-нибудь.

Я понял, что лучше всего сделать так, как говорит Женя.

Ночь ударила мне в лицо холодной моросью. Звёзд не было видно. Только искусственность фонарей пыталась отвоевать место у темноты. Я взял такси и поехал домой.

***

— Зачем ты придумал для них эту жуть? – спрашивал Змей, наблюдая из-за кустов волчьих ягод, как, крича от боли, рожала Ева.

— Если бы я их не остановил, они бы оба свихнулись, и закончилось бы всё полным отстоем, причём не только для них одних. Ты, конечно, понимаешь, о чём я? - прошептало Змею Что-то. – Но, хочу тебя утешить, я сам дрожу от страха, когда наблюдаю за такой картиной, слезами обливаюсь, глядя на такие вещи.

— Что-то незаметно, - прошипел Змей.

— Посмотрите-ка на него, ему не заметно! - возмутилось Что-то. – Если это будет заметно, люди всё поймут, и мало толку будет от предпринимаемых стараний. Они поймут, что их никто не наказывал, разоблачат меня, понимаешь, голова на палке.

— Не понял, - удивился Змей, почесав кончиком хвоста плоскую голову, - а разве весь сыр-бор не из-за яблок?

— Да нет, конечно, эх ты, голова на палке, - Что-то хихикнуло.

Змей сглотнул в недоумении, высунув раздвоенный язык.

— А, как же?..

— Это от ума, - прошептало Что-то.

— Значит я идиот.

Что-то вздохнуло:

— Да, нет, друг мой, ты просто не человек, понимаешь?

— И что же?

— Объясняю, - Что-то заговорило назидательным тоном, - человек нужен душе, как питательная среда, и когда она разрастается в нём, то просто разрывает его в клочья.

— Как это?

— Как это, как это? – передразнило Что-то, - вот с таким вот звуком.

По чистому, прозрачному, голубому небу с треском разорвался раскат грома.

— Тебе кто ни будь, говорил, что объяснять ты не умеешь? – прошипел Змей, вжавшись от неожиданного грохота в землю.

Происшествие напугало Еву. Закричал третий человек на Земле. Мужчина, которого женщина звала Адамом, трепетно завернул чадо в шкуру животного. Змей и Что-то прервали на время беседу, вновь сосредоточившись на наблюдении за происходящим.

— Смотри, какой он счастливый, - прошипел Змей, глядя на мужчину, раньше надо было громыхнуть.

— Ай, молодцы, - согласилось Что-то. – Ну, так вот, уважаемый, продолжило оно прерванный разговор. – Душа, она разрастается пустотой. И взрыв, который следует, когда человеческое «Я» не выдерживает душевного давления – тоже взрыв пустоты. Что бы не произошло такой катастрофы, нужно постоянно заполнять образующийся вакуум, он сам же такового и требует. А заполнить его можно, лишь творя, понимаешь?

— Причём тут ум? – вращал глазами Змей.