— Нет, — сказала она. «Не сопротивляйся мне. Это порядок. Я…» Теперь нож направлялся мне в лицо. Иногда слепой инстинкт — ваш лучший проводник. Я позволил одной руке схватить её за запястье, скрутила его так сильно, что она завизжала, как щенок, и выпустила лезвие. Эта рука — это была моя левая рука, которой я делаю много своей грязной работы, — переложила нож в другую, и та швырнула его через всю комнату, пока тот не задрожал в драгоценных панелях стены. Затем моя левая рука хорошенько шлепнула ее тыльной стороной по рту.
К моему удивлению, она погасла, как светлячок в ванне. Она просто рухнула на подушки и тут же начала храпеть. Ну, она видимо приняла куда больше наркоты, чем я. Она начала это задолго до того, как я появился на сцене.
Что мне делать сейчас? Я поинтересовался этим. Насколько я знал, мое прикрытие было раскрыто. Я не знал, как она воспримет это. Но я был уверен, что это принесет мне целый ряд новых проблем. Я схватил штаны.
— Сэр хочет вина?
Я обернулся, со штанами в руке. Обнаженная рабыня стояла передо мной с серебряным графином в руках и опустив глаза. Я чувствовал себя неудачником.
— Эй, посмотри, — сказал я. 'Я выхожу отсюда. Вы не хотите тоже уйти? Я имею в виду, ты не можешь оставаться здесь с кем-то, кто так с тобой обращается. Ты...'
Она сказала. — Сэр хлопал в ладоши и требовал вина? Ее глаза остались опущенными.
— Послушайте, — сказал я. «То, что вы слышали, было не хлопком, это была пощечина. Она без сознания. Это твой шанс, если ты хочешь уйти. Мы найдем тебе одежду в шкафу, и я дам тебе немного денег. Мы все еще недалеко от берега, и, если ты хорошо плаваешь, ты сможешь доплыть...
— Я налью вина для лорда, — сказала она сокрушенным голосом. «Прошу прощения за мое дерзкое поведение». Она взяла мой стакан и налила. Она поставила полный стакан на шкаф рядом с диваном-кроватью. "Сэр может пить со спокойной душой." Она стояла в своей покорной позе, ее цепи тихо позвякивали. Ее лицо было бы таким же красивым, как и ее тело, если бы на нем не было такого выражения.
— Она скоро проснется, — сказал я. — У нас нет столько времени. Я…» Она просто стояла там.
У меня болит голова. Я взял стакан, который налила мне обнаженная и скованная девушка, поднес его к губам и жадно выпил.
Я не должен был этого делать. Это вино тоже было отравлено, даже хуже, чем кофе. Леди, по-видимому, следовала определенному образцу каждую ночь, и это означало, что с течением ночи в ней накапливалось все больше и больше наркотика. И ее привыкание к вещам было намного больше, чем мое... Но я уже опускался на колени и исчезал в том, что казалось мне бесконечным океаном глубокого черного турецкого кофе...
Я очнулся на полу, на каких-то подушках. Дневной свет лился через угловые окна. Я сел, ожидая, что голова безжалостно накажет меня, но единственным признаком похмелья был толстый налет на языке.
Я огляделся. Мадам не было видно. Да, это было так. Прежде чем уйти, она оделась у большого настенного зеркала, и одежда Королевы Нила была разбросана по всему полу, как у избалованного ребенока. Внезапно мне что-то пришло в голову. Я внимательно осмотрел все свое тело. Если бы она что то сделала, пока я спал...
Но нет, я все еще казался совершенно невредимым — по крайней мере, насколько это было возможно. Я встал, чувствуя себя странно, у меня было немного меньше боли, чем обычно. Лауданум — и все, что она добавляла в это вино, — очевидно, хорошо лечило сломанные ребра.
От маленькой рабыни не осталось и следа. Вероятно, она спала днем, когда хозяйка чем-то занималась... Но где, я не мог сказать. Может быть, в той стене, по ту сторону занавесок, была дверь. Но если и была, то хорошо спрятана в панелях. Я снова покачал головой и пошел искать свою одежду.
На большом диване, где она лежала, лежала еще одна ее записка. Не просто бумага, а какая то грамота. Всегда первый класс. Я развернул его и прочитал:
Гарри,
Дорогой, ты был прекрасен. Я не могу припомнить лучшего времени. Это было так мастерски - так сильно. Я занята сегодня вечером. Но я буду видеть тебя снова и часто в ближайшие дни.
Я чувствовал себя немного нелепо, когда вышел и вернулся в свою каюту в вечернем наряде. Но так как это было на той безумной яхте, я не привлекал ни малейшего внимания. Возможно, только понимающее подмигивание от Мишеля, но ничего от экипажа и персонала камбуза (который дал мне кофейник крепкого кофе).
К тому времени, когда я принял душ, побрился и переоделся, был почти полдень. И в этот момент кофе заставил меня почувствовать, что я могу снова начать жить.
Через иллюминатор я слышал, как на палубе кипит жизнь: люди устанавливают и закрепляют распорки, поднимают паруса. Парусники, особенно такие динозавры с квадратным вооружением, как "Вулкан" , требуют невообразимого количества ручной работы — вот почему это такое увлекательное хобби, и почему никто в мире больше не использует их, чтобы зарабатывать на жизнь. Я задавался вопросом, что случилось.