Катастрофа Московского царства

Того же году и на другой год на Москве был мор и по всем градом руским; и в осьмом (в 7078-м. – С. Ш.) мор и глад.

Современник событий, немец-опричник Генрих Штаден писал:

Это было во время великого голода, такого, что один человек убивал другого ради краюшки хлеба <…> Сверх того Бог Вседержитель наслал великое чумное поветрие <…> По всей стране повсеместно на съедение собакам доставались многие тысячи людей, умерших в чуму.

Разорение крестьянства довершили опричный поход Ивана Грозного на Тверскую и Новгородскую земли, разгром земских вотчин под Москвой, грабежи опричных в Поморье, нашествия крымцев в 1571 и 1572 годах, а с 1580 года – вторжения войска короля Стефана Батория в западные и северо-западные земли.

Страшное впечатление производят результаты писцового описания Новгородской земли. В 1582/1583 году в Деревской пятине «в пусте» лежали 98 % земель, в Вотской – 93,9 %, в Шелонской – 91,2 %, в Тверской половине Бежецкой пятины – 84 %, в Обонежской пятине – около 50 %. Писцы бесстрастно отмечали, что земли запустели «от опричных грабежу и от государьских податей и от хлебного недороду, и крестьяне повымерли».

Чудовищная убыль затронула не только земли, но и людей: во всей Новгородской земле проживали 20,9 % населения от числа живших там в середине XVI века. В Московском уезде в 1584–1586 годах пустело 86,6 % пашни, в Тульском – 85,7 %. Многочисленные свидетельства разорения заставляют удивляться тому, что страна не рухнула в пропасть в последние годы царя Ивана, сохранялись аппарат и как-то еще работала налоговая система, население сумело выжить и найти силы для восстановления.

Из северных и центральных уездов крестьяне перебирались на юг и юго-восток, однако рост запашки в окраинных уездах не мог компенсировать аграрной катастрофы на территориях старинного землепашества. Закономерным итогом стал запрет права перехода – единственное средство спасти систему службы «с земли».

Не лучше обстояли дела на посаде. В Великом Новгороде к 1579 году запустели 98,4 % (!) дворов, учтенных в 1545 году. В 12 городах Псковской земли в 1557 году насчитывалось 1684 тяглых двора, а в 1585–1587 годах осталось всего 52. Следовательно, запустение охватило 97 % дворов налогоплательщиков. В Коломне запустели 96 % дворов (1578). Эти примеры можно продолжить. Сожжение Москвы Девлет-Гиреем в 1571 году привело к гибели «безчисленного множества» горожан и запустению столицы. Для восстановления города правительство применило практику «сводов» в Москву наиболее зажиточных семей из провинциальных городов, что еще более оголило и запустило посады. Выход из катастрофического положения был только один – запрет свободного переселения с территории посадов, аналогичный крестьянской «крепости», и возложение «тягла» на тех, кто раньше не платил налогов. Эти меры пришлось осуществлять уже правительству Федора Ивановича.

Экономический кризис, опричнина, неудачная война и эпидемии не могли не вызвать глубокого недовольства. Оценивая итоги правления Ивана Грозного, Флетчер замечал:

Столь низкая политика и варварские поступки, хотя и прекратившиеся теперь, так потрясли все государство и до того возбудили всеобщий ропот и непримиримую ненависть, что, по-видимому, это должно окончиться не иначе, как всеобщим восстанием.

Подтверждает слова Флетчера метафорический рассказ «Пискаревского летописца» о «социологии» Ивана Грозного: «Да не в кое время послал царь и великий князь слушать в торг у всяких людей всяких речей и писати тайно. И принесоша ему список речей мирских, и прочет список, и удивишася мирскому волнению».

Народ отнюдь не безмолвствовал, посадский «мир» волновался и был готов к «восстанию», что показали события, разыгравшиеся вскоре после смерти тирана.

Московский «мятеж» 1584 года и конец дворовой партии

Есть основания полагать, что Иван Грозный создал при сыне своего рода регентский совет. Вероятно, в правительство вошли наиболее влиятельные бояре из земской и дворовой «партий»: князь И. Ф. Мстиславский, Н. Р. Юрьев, князь И. П. Шуйский. Предполагают также участие Б. Ф. Годунова и Б. Я. Бельского – фаворита Ивана Грозного, оружничего и племянника Малюты Скуратова. Впрочем, участие в нем двух последних сомнительно.