Одними из первых нижегородское земское движение наладило контакты с соседней Казанью, где властвовал дьяк Н. М. Шульгин. Он не признавал ни Боярской думы, ни Трубецкого с Заруцким. Однако авторитет Пожарского и Минина Шульгин как будто принял. Казань обещала помощь деньгами и войском. Известна грамота Шульгина с угрозой наказания курмышскому воеводе, если тот не даст ратных людей в ополчение. В Казань был направлен один из воевод ополчения И. И. Биркин. Он выехал из Нижнего 20 декабря и надолго задержался в городе. Вместе с казанской ратью Биркин прибыл к ополчению уже в Ярославль. «Новый летописец» обвиняет воеводу в том, что тот сговорился с Шульгиным, который радовался тому, что «Москва за литвою», и хотел в Казани «властвовать». Биркин якобы «в Ярославле многую смуту содеял: хотел быть в начальниках» и едва не довел до кровопролития. Воевода был изгнан, но вместе с ним отказалось воевать и казанское ополчение: «казанские же люди по приказу Никанора Шульгина пришли в Ярославль и назад пошли, никакой помощи не дали, лишь многую пакость земле сотворили, и на обратном пути так же». Лишь немногие казанцы приняли участие в дальнейшем походе, а когда после освобождения Москвы они вернулись в Казань, подверглись репрессиям от Шульгина.
Такова версия летописца. Документы тоже говорят об осложнениях между лидерами ополчения и Казанью. В апреле 1612 года дьяки Шульгин и Дичков самостоятельно, по приговору «всяких людей Казанского государства» отправили посольство в Ногайскую Орду, не известив об этом руководителей ополчения. 29 июня 1612 года князь Пожарский послал в Казань к митрополиту Ефрему игумена Саввино-Сторожевского монастыря Исаию с просьбой поставить его в крутицкие митрополиты, но Ефрем игнорировал его просьбу.
Как можно видеть, Н. М. Шульгин, поначалу поддержавший нижегородское ополчение, весной вступил с ним в конфликт (возможно, после провала претензий на лидерство Биркина как главы казанской рати), а затем окончательно избрал путь сепаратизма.
Впрочем, служилые прибывали в Нижний Новгород в достаточном количестве. По свидетельству «Нового летописца»,
услышали же в городах ратные люди, что в Нижнем собираются все свободные люди, пошли из всех городов. Первые же пришли коломничи, потом рязанцы, потом же из украинных городов многие люди казаки и стрельцы, которые сидели в Москве при царе Василии. Они же (князь Дмитрий Пожарский и Кузьма Минин. – С. Ш.) им давали жалование.
Расходы на первоначальную организацию ополчения сильно опустошили собранную земскую казну. Пожарский и Минин обратились в «понизовые» города, откуда им прислали «многую казну», и начали снаряжать свои отряды. Вслед за этим грамоты были отправлены в Вологду и Соль Вычегодскую, ранее оказывавшие поддержку правительству Шуйского и ополчению Ляпунова. Постепенно в Нижний Новгород начали стекаться земские доходы, а нижегородское ополчение выдвинулось в качестве общеземского правительства, на что претендовали подмосковные «таборы».
Вопрос о взаимоотношениях двух ополчений и политических претензиях нижегородцев не вполне ясен. Его следует рассматривать в хронологической динамике. Как уже говорилось выше, возможно, первоначально нижегородское ополчение собиралось для самообороны от казаков. Из грамоты Пожарского в Курмыш от 26 декабря 1611 года явствует, что нижегородская рать намеревалась присоединиться к подмосковным «таборам». План «очищения» страны от «литовских и польских людей» Пожарский и Минин впервые предложили в начале 1612 года. При этом речь не шла о противопоставлении нижегородского ополчения подмосковному: грамоты Пожарского лишь осуждали казачьи грабежи и идею возведения на трон Маринкина сына. Раскол между двумя движениями обозначился позднее, в марте 1612 года, после того как подмосковное ополчение принесло присягу Псковскому вору.