Катастрофа Московского царства

Сделать это было возможно из‐за проломов и трещин в стенах. Для смолян это была актуальная тема. Один из крестьян услышал разговор стрелецкой женки Машки и крестьянки Катерины и донес, будто одна говорила другой: «Я де нашла дирю лучше той, мочно деи пролезть и толстому человеку». От разговора пахло изменой, но женщины открестились: то была всего лишь непристойная шутка, речь шла совсем о другом отверстии. Воеводы скабрезного юмора не поняли и отправили баб на пытку, где они, конечно, признались, что хотели бежать.

Русские военачальники крепили оборону, собирая с посадских людей поручные записи, что они не будут изменять государю. «Дневник» похода Сигизмунда III сообщает, что в крепости стали раздавать казенные запасы зерна, «чего русские не имеют обычая делать, делают только в последней крайности». Из документов «хлебных раздач» следует, что зерно выдавалось в первую очередь дворянам соседних уездов, которые пришли в крепость без запасов, а также стрельцам и посадским. В раздачу шли запасы из царских и архиепископских житниц. Крестьянам «государев» хлеб не раздавали, они голодали и стремились убежать. Зимой и весной 1610 года среди осажденных начался мор. Стрелец, сбежавший 25 марта, утверждал, что в крепости ежедневно хоронят по 100 и даже 150 человек.

В январе 1610 года под Смоленском проходили переговоры тушинских бояр с Сигизмундом III. Бояре согласились с идеей призвать на престол Московского царства королевича Владислава, и 4 февраля (по новому стилю) король подписал «отказ» («ответ») тушинским боярам «на артыкулы и прозбы их». Этот документ традиционно называется договором между тушинскими боярами и Сигизмундом III, хотя с юридической точки зрения он таковым не являлся. Инициатором его составления принято считать боярина М. Г. Салтыкова.

В. О. Ключевский придавал этому документу большое значение.

Ни в одном акте Смутного времени русская политическая мысль не достигает такого напряжения, как в договоре М. Салтыкова и его товарищей с королем Сигизмундом, – писал историк. – Этот политический документ представляет довольно разработанный план государственного устройства. Он, во-первых, формулирует права и преимущества всего московского народа и его отдельных классов, во-вторых, устанавливает порядок высшего управления. В договоре прежде всего обеспечивается неприкосновенность русской православной веры, а потом определяются права всего народа и отдельных его классов. <…> Можно сказать, что самая идея личных прав, столь мало заметная у нас прежде, в договоре 4 февраля впервые выступает с несколько определенными очертаниями. Все судятся по закону, никто не наказывается без суда. <…> Совершенной новизной поражают два других условия, касающихся личных прав: больших чинов людей без вины не понижать, а малочиновных возвышать по заслугам; каждому из народа московского для науки вольно ездить в другие государства христианские, и государь имущества за то отнимать не будет. Мелькнула мысль даже о веротерпимости, о свободе совести. Договор обязывает короля и его сына никого не отводить от греческой веры в римскую и ни в какую другую, потому что вера есть дар божий и ни совращать силой, ни притеснять за веру не годится…

Оценка В. О. Ключевского справедлива: договор действительно являет собой уникальное явление в русской политической мысли. Представляется, однако, что многие из его положений – результат знакомства Салтыкова и его товарищей с обычаями Речи Посполитой, типичный продукт Смутного времени, богатого на политические эксперименты. К сожалению, русский оригинал «артыкулов» не сохранился, и мы не знаем достоверно, что тушинцы предлагали королю.