Катастрофа

– Что до меня, – встрял в беседу меланезиец, щеголяя безупречным английским, – в Лондоне я посещал самый модный теперь философский кружок эмигранта из России. Мистер Кацемин, не слыхали?.. Возможно, я путаю произношение… У него прелюбопытный взгляд на вещи… Слова – слепки реального мира, учит мистер Кацемин. Значит, вовсе не обязательно искать истину в действительности, с тем же успехом ее можно отыскать в словах, единственных оболочках истины. «Словософия» – так называется новое учение. Переставляя слова, найти ключ, отыскать разгадку. Все с ума посходили. Поветрие. Скарлатина для взрослых. И больше всего преуспевают поэты. Послушайте, например, как звучат стихи адепта нового направления: «Истины чрева живого у женщин, торчащих двойной ягодицей…» По-моему, тут что-то есть…

– Это не объясняет плачевное состояние мира, – возразил белобрысый, обритый наголо европеец в кожаных шортах. – Вроде бы и умных людей немало, а мир так же глуп, как и вчера…

– Вы все о мире, – махнул рукой тот, что посещал модный философский кружок. – Проблемы мира – наши собственные, индивидуальные проблемы.

– Только в том случае, – сказал я, – если наши индивидуальные проблемы тесно связаны с проблемами мира. И вообще, если бы во всем был виноват господь бог, он не допустил бы разбирательств своей вины!

Я намекал на политический заговор, промывку мозгов и террор. Подспудный смысл моей реплики, конечно, никто не понял, но она послужила новой костью. За нее дружно уцепились спорщики.

– Пойдем отсюда, – потащил меня Макилви. – Человек разумный повсюду уже заменен человеком, болтающим о разуме, и это невыносимо.

Мы протискались в дальний угол зала. Там можно было спокойно угоститься и спокойно поговорить – под гомон возбужденного сборища. Макилви торопился надраться.

– Здорово ты пристукнул этого паразита, – похвалил он, опрокидывая порцию виски. – Если бы ты этого не сделал, сидеть бы тебе сейчас в кутузке!

– Они не остановятся на полпути. Поэтому я поскорее хотел бы удрать с острова.

– Я помогу, – сказал Макилви, – только признайся честно: на кого ты работаешь? Все останется между нами, клянусь памятью своей матери.

– Парень, – сказал я, – я тебе верю, как никому здесь, потому что ты сам добрался до многих истин. Как, по-твоему, кого я могу представлять?

– Не знаю. Может быть, Москву. Может быть, Ханой. Но не исключено, что и какую-нибудь Прагу.

– Если бы я выполнял волю хотя бы одной из этих столиц, ты бы давно об этом пронюхал. Но я приехал просто от скуки, и ты это знаешь, потому что следил за мной сам и через своих людей.

– Пожалуй, – согласился Макилви. – Моим шефам повсюду мерещится КГБ. Им это выгодно – помогает обтяпывать грязные делишки. Нынешний вор громче всех вопит о воровстве.

Мы выпили на брудершафт.

– Дела принимают скверный оборот, и я бы тоже желал выйти из игры, – сказал Макилви. – Если ты не против, можно завтра сесть на корабль. Плевая посудина, но дотянет нас прямиком до Сингапура…

Я пожал ему руку.

– Говорят, раньше лицедеи все же молились какому-то богу, – продолжал, раздражаясь, Макилви, – теперь они лгут перед любым алтарем. Они лгут другу, жене, самим себе. Особенно самим себе. И это удел всех, кто теряет последнее пристанище святого. Я не хочу походить на них, нет… Образовался новый вид человека-паразита, достойного физического уничтожения. Куда ни посмотри, трусы и прихлебатели. И разве только насилие довело их до полной потери совести и достоинства?..

Хорошие отношения с Макилви были мне выгодны. Я поддакнул.

– Уж не знаю, вера ли тому причиной или культ благородства, но раньше люди имели стыд и совесть. Теперь бог – цель, и никто не стыдится, добиваясь ее. Ни стыд, ни честь не признаются более за первое достоинство человека. Чего мы хотим, если оболган суд, в который бы добровольно пошел современный человек?.. Но без высшей идеи все равно не обойтись – без кумиров человек невозможен. Страх и растерянность перед грядущим породят культ, который оправдает ничтожество. Мы повсеместно движемся к новой деспотии. И то, что деспоты скрываются за фасадами конституций, ничего не значит.

– Год от года мы все громче кричим о демократии, и год от года ее все меньше. Я спрашиваю, кто хозяин положения?..

Макилви кусал губы.