Катастрофа

Я с удивлением узнал, что через пять лет после реформы Косыгина стоимость закупки зерна в СССР увеличилась в девять раз. Тут не важно, у самих себя ли зерно закупалось или за рубежом. В начале 60-х не было никаких потрясений, чтобы снизить потребление хлеба в стране настолько, чтобы потом пришлось отбивать его обратно в девятикратном размере. И население, или даже животное хозяйство, не могло вырасти за 5 лет в девять раз. А значит, имела место быть гиперинфляция на зерно. Кто-то боролся за норму прибыли за счет простых граждан? И далее, когда СССР сел на нефтяную иглу, а потом Россия десятилетия не могла с нее слезть. Где может быть более высокая норма прибыли, чем не на продаже природных энергоресурсов? Человеку ведь ничего не нужно делать для их производства. Естественно, государственные синдикаты в СССР, которые занимались продажей полезных ископаемых, должны были быть самыми «эффективными» по норме прибыли, а также иметь приличное лобби в высших кругах. И, конечно же, чтобы повысить эту норму, предприятия позднего СССР должны были отказаться от вложений в науку. В Федерации Земли я всего этого не заметил еще, так как всю прибыль забираю себе, но в будущем это могло бы стать проблемой. Вместе с тем, ориентация на относительную производительность труда и поощрение увеличения этой производительности в долгосрочной перспективе мне казалось весьма интересной концепцией. В этом случае директор филиала какого-либо из моих предприятий просто вынужден был бы сокращать непроизводительные затраты и неэффективных сотрудников. Все эти лишние секретари и заместители директора, какие-то бесполезные сотрудники по блату и другие личности не смогут удержаться на рабочем месте, так как будет падать средняя производительность труда.

Однако, в эту концепцию прекрасно вписывается, например, массажист или психолог, которые помогали бы работникам сбросить напряжение или решить психологические проблемы, и тем самым увеличить производительность их труда. Директор был бы вынужден заботиться о сотрудниках и повышать вооруженность труда, чтобы повысить производительность труда и понизить себестоимость продукции, не ущемляя права рабочих. Для меня прибыль вообще не стояла на первом месте, ведь я все покупал на внутреннем рынке у себя же в стране за три копейки, а продавал во внешнем КВВ гораздо дороже. В любом случае, все деньги, которые я потратил бы на покупку товаров у своих же подданных, оставались бы у меня в стране, а потом снова возвращались бы в мой карман. Поэтому после трехчасового обсуждения я дал отмашку по всем моим предприятиям. Теперь руководители и директора, помимо обычной для их должности заработной платы, превосходящей, но не фатально, заработную плату рабочих, могли рассчитывать на бонусы и премии только в том случае, если повышали производительность одного часа труда рабочего относительно прошлого месяца. Предприятия, которые не входили в государственный сектор, вольны были работать так, как им хотелось. Но в основном это были мелкие и средние бизнесы, которые предоставляли услуги, развлечения или создавали товары, которые не производили мои предприятия, но были нужны людям.

Как все было сделано, я задумался о том, как бы я мог пристроить гоблинов к каким-нибудь работам и отправился в их деревню.

Глава 24 Развитие гоблинов

Первое, что мне бросилось в глаза, когда я зашел в деревню — это большая такая деревянная статуя гоблина. Только он не лысый был, как большинство мужчин их расы, а кучерявый такой. Ну и уши у него были меньше, чем у обычного гоблина, да и нос. И одежда… кажется, я ее где-то видел раньше. Внезапно у меня задергался глаз. Какого фига? Это я так выгляжу, что ли? Какое-то время я хотел серьезно побузить, потом подумал, что для кривых рук гоблинов подобное творчество могло быть верхом напряжения сил. Ну, ладно. Вон, Ленину памятники ставили, а под его началом было в тридцать раз меньше людей, чем у меня. Пусть будет. Я заложил руки за спину, как старый дед, и легко кивнул наблюдающему за мной гоблину. Это был тот самый гоблин, который стал моим первым информатором. Я решил дать ему имя Один, так как он был первым и пока единственным гоблином, с которым я пообщался. Другие почему-то боялись подходить и общаться с «Великим». У него раньше было другое имя, но Один с радостью его отринул, приняв данное мной. С важным видом я отправился дальше, не обратив внимания на довольные и облегченные улыбки гоблина и его свиты.