Катарсис. Том 1

 «Светящееся снежное поле… ночь… звездный купол неба… торжественная морозная тишина… дорога с цепочкой телеграфных столбов… и тихий гул проводов, который можно слушать долго-долго, ни о чем не думая, ничего не желая, кроме бесшумного полета над бесконечным заснеженным полем…»

Что-то кольнуло в сердце, словно растаявшая льдинка…

Крутов очнулся. Никакого снежного поля, никаких столбов с проводами (память детства), никаких звезд — тюремная камера с рядами двухэтажных нар и зарешеченным окном высоко под потолком. И гул в ушах — не от звенящих от мороза проводов, а гул крови в многострадальной голове, получившей немало ударов утром, днем и вечером.

Крутов пошевелился, соображая, что лежит на одной из коек нижнего яруса, повернул голову и встретил внимательный взгляд длинноволосого — волосы собраны в пучок на затылке — молодого человека с буквально светящимися прозрачно-голубыми глазами.

— Живой? — вежливо спросил молодой человек.

— Уйти живым — сейчас уже красиво[21]… — пробормотал Егор, прислушиваясь к себе. — Странно… помню, как били, но ничего почти не болит… только в голове звон…

— Я вас немножко подпитал, энергетически, не сердитесь.

— За что же? — Крутов задержал взгляд на лице парня, излучавшем удивительное, непоколебимое, наполненное внутренней силой спокойствие. — Кто вы?

— Меня зовут Ираклий, Ираклий Кириллович Федотов, если угодно. А живу…

— Эй, сявки, кончайте базлать, человеку спать мешаете.

Ираклий и Крутов посмотрели на говорившего, переглянулись.

— Блатные, — понизил голос Ираклий. — Позавчера задержали, за ограбление. Права качают.

— Чмо, тебе говорят! Облома захотел?

Крутов оглядел компанию.

Их было четверо, неуловимо похожих друг на друга, как шишки одной сосны, угрюмых, обветренных, с застывшими старыми лицами, хотя возраст самого старшего из них вряд ли достигал пятидесяти лет. Один спал, укрытый простыней, трое тихо играли в карты, раздетые по пояс. Тот, кто оборвал разговаривающих Ираклия и Егора, был худ, но жилист, с волосатой грудью, не загорелый, а какой-то темный, словно кожу его специально дубили. На плече у него красовалась цветная наколка: синий мужской член в зеленом лавровом венке и две красные ладони.

— Им место не в КПЗ, — сказал Егор, — а где-нибудь на Колыме. А вы как сюда попали?

— Что-нибудь о РОЧ слышали?

— РОЧ? Это Российское общество…

— Российский Орден чести. Я магистр Жуковского отделения РОЧ.

Крутов присвистнул.

— Каким же образом вы оказались в камере?

Темнотелый татуированный «братан» что-то сказал соседу, огромному пузану с висящими грудями, и тот, тяжело ступая, подошел к нарам, где сидели Егор с Ираклием.

Камера притихла. Кроме четверых уголовников, здесь находилось еще четверо человек: лысый дедок, свернувшийся калачиком у параши, двое молодых парней с бритыми головами и мужчина средних лет, спавший на койке верхнего яруса.

— Жить надоело, бобики? — Пузан протянул пухлую руку к Ираклию, и Крутов аккуратно, не вставая, ударил его ногой под колено.

Пузатый присел и едва не упал, хватаясь руками за стояк нар. Выпучил глаза.

— Ты чё, оборзел, баклан?!

Двое его приятелей перестали играть, посмотрели друг на друга, бросили карты и подошли к месту инцидента. Крутов сел, прикидывая, кого отключать первым, но голубоглазый магистр Ордена чести остановил его жестом и повернулся к уголовникам, не вставая с места, глянул в бешеные глаза татуированного.

— Успокойтесь, господа, все нормально. Мы будем разговаривать тихо.

Несколько секунд длилось тяжелое молчание, потом татуированный лидер повернулся и сел на место возле тумбочки в углу камеры.

— Тасуй, Кощей.

— Ну, фраер, я тебе еще… — прохрипел толстяк, кидая на Крутова выразительный взгляд.

Троица снова принялась шлепать картами.

— Ловко вы их, — покачал головой Крутов. — Владеете психическим дальнодействием? Гипнозом?

— Можно сказать и так, — улыбнулся Ираклий; улыбка у него была очень приятная: вежливая, дружелюбная, чуть извиняющаяся и в то же время гордо-уверенная, как бы предупреждающая. — Я с раннего детства занимался тем, что называется сейчас трансперсональной психологией и НЛП — нейролингвистическим программированием. Раньше это называлось гармонизацией человеческого духа с принципами Вселенной. Я исповедую эту философию уже тридцать пять лет.

— Тридцать пять?! Постойте, — Крутов нахмурился, — сколько же вам тогда лет?

— Сорок, — блеснул улыбкой Ираклий.

— Вы случайно не занимались боевыми искусствами?

— Совсем не случайно. В принципе вся моя жизнь — это путь Воина, а Орденом я занимаюсь всего второй год по совету моего друга Сергея Моисеева. Имя знакомо?

— По-моему, он президент Международной ассоциации контактного карате…

— И гроссмейстер Международного Ордена чести, кавалер Креста чести.

— Понятно. И вы уехали из Москвы…