Катарсис

Большой совет собирался неделю. По традиции мне поставили большое резное кресло, устеленное медвежьей шкурой и украшенное лисьими хвостами. Одежда на мне европейская, но удобная, по моему вкусу. Никаких фраков. Алена придерживается на таких мероприятиях народного стиля. Но не крестьянского. Любимого бордового цвета парчевое платье облегает фигурку. Дареный императором кинжал висит на поясе. Легкая шубка с куньей оторочкой не застегнута и видна перекинутая на грудь коса. На голове круглая шапочка в стиль шубки.

Жена обычно сидит слева и чуть сзади. Или стоит, положив руку мне на плечо. Остальные сидят и стоят по кругу. Доклады с мест выслушали. Детали обсуждаем со старшими с каждым наедине. Но с главным определились. Выяснили, кто сколько людей может предоставить для отправки в Астрахань, в Кизляр и на Яик. Не так просто перекинуть тайком тысячу человек да еще разместить и на дело организовать.

После всех согласований я отправился в гости. Не желал я с этим человеком видеться, а пришлось. Еще раньше схлестнулись мы с бывшим дворянином, ведущим родословную от Рюриковичей, а теперь ради торговли сменившим сословие и ставшим купцом первой гильдии Всеволодом Всеволжским. Большое хозяйство имеет. Пристани, грузовой флот на Волге, для которого Пуадебар конную тягу изобретал, пермские плавильные заводы, где Соболевский газовое освещение устраивал.

От умершей супруги ему достались в наследство рыбные промыслы в Астраханской губернии, сто тысяч десятин Каспийского побережья в Кизлярском уезде. И придавить его не получалось. Слишком велики связи. Полиция вся извелась на его защите. С одной стороны, надо изобразить охоту, причем удачную, за нашими. С другой стороны не подпортить отношения, потому что реальная сила и деньги сами себя оправдывают. Но никакое злато не заменит булат, а у меня он крепче. Теперь, когда я заинтересован в землях на Каспии, посредники свели нас.

В итоге состоялась «встреча в верхах». Мы едем в его мызу Рябово. Справку по состоянию дел мне предоставили прямо перед поездкой. И дела его не больно хороши. Долг за заводами с миллиона рублей вырос до четырех с половиной. И есть мнение наверху поставить над предприятиями внешнее управление. И на этом нужно сыграть.

От Питера почти весь день тряслись. Хозяин встретил лично. И сразу оглушил басом и заполнил собой все вокруг. Подали для перекуса виноград, персики и абрикосы, выращенные в оранжерее.

— Так вот он какой, граф Зарайский, — гремел голос Всеволода Андреевича, — молод братец, ой как молод, а уже такие дела за вами рассказывают, что оторопь берет.

— Так и вы не старый, Всеволод Андреевич.

Я вижу типичного предпринималу. Смелый до наглости и нахальства, бесцеремонный и беспощадный с зависимыми от него людьми, которых за людей не считает. Игрок, одним словом. Сколько таких приходилось «карячить», как это у нас называли. Понимают только силу и выгоду. Силу ему показали. Провели несколько операций, сожгли склады, убили троих доверенных приказчиков, перевербовали тех, кто не захотел в могилу.

— Резво беретесь, Андрей Георгиевич.

— Работа такая, ваше степенство.

Всеволжский чуть морщится. Отказался от дворянства, но внутренне считает это просто сделкой с государством. Хозяйство образцовое и богатейшее. Мы осматриваем крытые сады, цеха по плавке железа и выделке земледельческих орудий из местной болотной руды. Садимся обедать за шикарный стол с осетрами, стерлядью, поросятами, фруктами и всякой всячиной.

— Стало быть, интерес имеете? — начинает он деловой разговор.

— Ага. Стратегический, — макаю я в хрен со сметаной кусок осетрины.

— Ишь, как.

— Слыхал, супруга ваша, Царствие Небесное, самолично прикупила землю на Каспии.

— Благодатные места. Неспокойно только в последнее время.

— Так надо успокоить. Не буду тянуть. Продайте мне ваши владения и рыбные промыслы. Дела у меня там.

— Так и у меня дела, — щурится он.

— Отлично! Берите с собой три сотни бойцов, и поедем вместе успокаивать.

Тут тонкий расчет. Всеволжский трусоват. Хоть и был ротмистром, но всеобщий патриотический подъем в двенадцатом году его не затронул. На войну он не пошел, а сбежал в Казань. Откупился тем, что снарядил семьсот человек из своих крестьян в ополчение. И еще две с половиной тысячи обмундировал за свой счет, за что даже медальку получил.

— Что там за Бонапарт появился, что такие действия открылись? — Спрашивает он.

— Пока еще не открылись. Как откроются, так не до промыслов станет.

— Купеческая стезя — не воевать, а торговать. Я и сам военный человек в прошлом, но путь торговли почитаю более всего.

— Сколько нужно для спасения отца русской демократии?

— Простите? Туговат стал на ухо.

— Говорю, во что оцените владения?

— Миллион рублей серебром.

— Нет. Готов дать втрое от потраченного вами. И сразу скажу, что при серьезных военных делах они не будут стоить ничего.

Мы сторговались на пятистах тысячах ассигнациями. На следующий день вместе отправились в Санкт-Петербург и оформили сделку. Я стал владельцем ста тысяч десятин побережья Каспия. Теперь есть, куда крестьян отправлять.