Катарина, павлин и иезуит

Ты еще помнишь, Виндиш, как твою армию, твои гаубицы и коней недалеко от Кобленца залила вода? И как нас, женский эскадрон – так вы, офицеры, насмешливо именовали нас – залило вместе с вами. Несколько дней шел дождь, в месте слияния Рейна и Мозеля вода стала быстро подниматься, мы видели белые животы погибших свиней, которые, словно лебеди, плавали по темной и беспокойной поверхности реки. В приюте для странников, где я провела эту ночь, в то время как ты перетаскивал пушки и коней на сушу, и где оказалось еще несколько потерявшихся паломников, вода ворвалась вначале в подвал, вскоре после этого в столовую на первом этаже, и немного погодя нам пришлось покинуть ненадежное пристанище, там мы то теряли друг друга, то снова встречались на перекрестках дорог. Целый месяц продолжались наши скитания сквозь ветер, дождь, снег, слякоть и грязь, ночевали мы на одиноких хуторах, потому что большинство сел 'по берегам Рейна были в очень скверном состоянии. И не вода была тому причиной, ее там больше не было, причиной были прусские, русские, польские, английские, баварские и австрийские войска – проходя по селам, они отбирали у крестьян скот и оставляли за собой пожарища. Отряды твоих австрийских солдат в грязных белых мундирах тоже встречались нам по пути, и ты тоже проезжал по этим дорогам, Виндиш, следы колеи твоих пушек впечатались в землю разрушенных селений, это были твои битвы: сожженные деревни, заколотые и зажаренные поросята и ограбленные винные погреба. Мы молились за свои души и просили небеса, чтобы нам было дано увидеть Золотую раку, мы были совсем недалеко от нее, мы молились и за души солдат, безжалостно топтавших простиравшиеся перед нами размокшие поля и дороги, и о твоей козлиной душе, Франц Генрих Виндиш, мы тоже молились. Мы и через это должны были пройти, чтобы добраться до тех мест, где вход, где врата в иной мир. И в ту минуту, когда я там, близ Кобленца, хотела утонуть, в ту минуту я поняла, что хочу покинуть этот мир из-за тебя, Виндиш. Но я не утонула, я думала о Симоне, которому Бог велел переплыть широкое море только для того, чтобы мы встретились, Симон и я, я и Симон, почему же мне теперь надо было утонуть, это тебя вода должна была утащить на дно.

Потом все успокоилось, облака надежно держались за небо, а те, что на самом верху, уже не были набрякшими и опасными, реки вернулись в свои границы, а мы тащились следом за вами в сопровождении нескольких оборванных солдат, которым вы приказали нас охранять. Наш путь лежал к северным равнинам. Здесь небо никогда не бывает голубым, как у нас на родине, оно всегда какое-то серое, но нам все равно было хорошо, неожиданно воцарилось спокойствие, неожиданно рядом со мной появился Симон, в тот момент, когда тебя не было, он просто подошел и сел ко мне на телегу, я видела его, я его слышала, женщина это может, Виндиш, если около нее не слышно козлиного блеяния и нет тела, которое занимает все пространство, абсолютно все, которое покрывает своим брюхом и волосатой грудью и плоть, и душу. Я разговаривала с ним, ты можешь гоготать над моими словами, но это было чудо, Симон сказал, что теперь с нами больше ничего не может случиться – ни наводнения, ни трибунала, ни обезглавливания животных и повешения людей – ничего, осталась только дорога вперед, к трем волхвам и потом еще дальше, к дому, куда мне хотелось так, как никогда не хотелось, потому что я ни к кому никогда не была ближе, чем тогда – к Симону, которого я вытащила из тюрьмы, мы оба точно знали, куда нам хочется: к Золотой раке, только туда. А оттуда – домой, в Добраву, где в один прекрасный солнечный день, все еще уставшие от дороги, по уже немного отдохнувшие за первую ночь, проведенную дома, мы будем смотреть на зеленый откос под церковью святого Роха, слушать кудахтанье кур во дворе и звон металлических тарелок в кухне, потому что это будет обычный день, не праздничный, когда по распоряжению отца на стол ставят тарелки из фарфора. Нам хотелось, чтобы это был обычный будничный день с обычными металлическими тарелками и заливистым лаем Арона, и чтобы было еще много таких дней с ежевечерним колокольным звоном, доносящимся от святого Роха, еще много таких дней, вечеров и спокойных ночей, нам хотелось обычных, незначительных вещей, и все-таки нам хотелось слишком многого. Мы не знали, что за какой-то безвестной лесной опушкой, в какой-то безвестной корчме на краю безвестной вестфальской деревушки нас ждет твоя расхристанная, разболтанная армия, ждешь ты, Франц Генрих Виндиш, племянник барона Леопольда, со своей дьявольской козлиной бороденкой и шелковым платком вокруг шеи.