Катар

Разумеется, супруги Скайуокеры далеко не первый раз по вопросам войны во мнениях разошлись. Конечно, если бы не беременность и страх за мужа, рвущегося поквитаться со Свезом, она бы никогда не позволила себе так прямо высказаться, но беременность и страх за него, на фоне общего утомления и недавних переживаний, сделали свое дело. Мысли стали словами. Очень жесткими и откровенными. Непростительно для политика, но понятно и объяснимо для будущей матери и любящей женщины.

— Это похоже на предательство! Я не ждал от тебя такого.

— Это просто милосердие, о котором ты, похоже, совсем забыл.

Планы у пары полетели ко всем чертям. Энакин выскочил из кабинета, всерьез испугавшись, что если продолжит разговор, то не сдержится и ударит Падме. Та попыталась продолжить работать, но не смогла. В голове крутился образ сжавшего кулаки мужа, раскрасневшегося от ярости и смотрящего на нее чуть ли не с ненавистью. Оба продолжали мысленный диалог (скорее уж монолог) друг с другом, у каждого имелись веские аргументы, убийственные доводы, неопровержимые аргументы и твердые убеждения, от которых они не собирались отказываться.

Если война — это путь обмана, то счастливый брак — это искусство компромиссов. К сожалению, порой эмоции перевешивают и ведут к катастрофе, что на поле боя, что вне его. Как военный, Энакин понимал первое, как политик, Падме осознавала второе. Казалось бы, ведь это, в сути, одно и то же, но, увы, как обычно и бывает, то, что очевидно со стороны — совсем иначе видится теми, кто находится внутри ситуации. Беда в том, что последние редко слушают первых, а советчики редко когда могут вмешаться и оказать влияние. Ведь по сути, всё начинается в голове, а залезть туда и вправить мозги, помочь взглянуть отрешенно и беспристрастно — практически невозможно.

Нет эмоций, есть покой. Просто сказать, но чертовски сложно делать и соблюдать.

* * *

В аскетичной каюте флагмана, приглушив освещение, прямо на полу медитировал Оби-Ван Кеноби. Соблюдающий маскировку флот все так же дрейфовал в номерной системе возле Камино, готовясь, по первому сигналу сорваться в разгон и, совершив переход, обрушиться всей своей огромной мощью на врага. Только сепаратисты совсем не спешили нападать. Впрочем, Оби-Вана такое устраивало. В отличие от своего непоседливого ученика, он вовсе не стремился в бой. Наоборот, он наслаждался возможностью просто послушать тишину далекого космоса. Отрешиться от суеты и забот. Отдохнуть. Увы, не видать ему было покоя. Сбежавший геройствовать падаван притягивал мысли Кеноби. Как он ни пытался, но думы все равно крутились и крутились вокруг ученика. Раз за разом возвращались к нему.

Энакин был силен, одарен и… мятежен. Его дух не мог найти равновесия, бросался из крайности в крайность. Сколько времени и трудов он потратил на него, но, видимо, талантами наставника Сила его обделила. Вдобавок, у них сложилась какая-то дурная традиция — не учитель ученика спасает, а наоборот. Вот как можно серьезно относиться к словам старшего, если ты сам, лично, дюжину раз его от смерти спас? Оби-Ван вздохнул. Доведись ему так же часто спасать Квай-Гона, стал бы он его безоговорочно слушаться и верить всему, им сказанному? «Вряд ли», — честно ответил себе Оби-Ван. Теплая волна, зародившаяся где-то внутри, принесла сонм воспоминаний. Разных, смешных и веселых, грустных и печальных, а потом, пришло оно, последнее и трагичное.

На этот раз Кеноби не стал спешить отогнать его делами и мыслями. Наверное, он просто слишком устал. Война, потери, смерть. Крик в Силе, эхо от шепота навеки замолкших голосов. Десятки видимых им погребальных костров. Может, он просто огрубел и очерствел? Или повзрослел настолько, чтобы взглянуть страху прошлого в глаза, не убояться и не отвернуться? Скорее — все сразу, чем что-то по отдельности.

Удивительно, но мысленно вернуться в те последние мгновения с учителем оказалось намного проще, чем вспомнить церемонию прощания. Та лишь ритуал. Исполненный глубокого смысла для всех, кроме него. Вновь смотря в гаснущие глаза мастера, он ясно понял, увидел в них только сейчас все то же, что недавно вспоминал.

«Да уж, характер у меня был не сахар», — усмехнулся Кеноби. «Ох и ершистым я был первое время», — вздохнул он. Теперь-то, имея опыт наставничества, все по-иному воспринималось. Разумеется, умирающий Квай-Гон, из воспоминания, не мог ответить, но он верил в то, что его ученик справится. Он верил в Оби-Вана. «А я его подвел», — вздохнул Кеноби, отпуская образ учителя. Только сейчас он по-настоящему расстался с прошлым. Только сейчас понял свои ошибки.