Ката призадумалась, но не знала, что возразить. Она закрыла глаза и почувствовала, что ей необходим отдых – долгий восстанавливающий отдых. Но даже после того, как она легла, ей было очень трудно успокоиться: мешали тошнота и холод, который охватывал ее через равные промежутки и под конец стал настолько лютым, что у нее задубело лицо и пальцы на руках и ногах.
– Мне нужно отдохнуть, – сказала Ката, и после этого они долго молчали. Белое солнце текло внутрь, за веки. Ката сидела в белой приемной и ждала, пока в белизне рождались солнца, отплывали друг от друга и рассредоточивались по белому пространству.
Когда она открыла глаза, девочка тормошила ее.
– Нам нельзя спать, – сказала она и помогла ей подняться. Затем заявила, что хочет разогнать кровь, и Ката дала ей протащить ее с собой несколько кругов по саду. Солнце не увеличивалось и не уменьшалось, и было все таким же холодным.
– Ты у бога, милая моя? – спросила Ката, но девочка не отвечала и провела ее еще несколько кругов по саду. – А где те трое, которые были здесь раньше? Ты с ними что-нибудь сделала?
– Позже увидишь, – ответила девочка.
– А я сюда еще вернусь?
– Да.
Они остановились под деревом. Закрыв глаза, Ката ощутила жизненную силу, струящуюся от него, и увидела, что на ветвях то тут, то там висят апельсины: рыжие, круглые, пышущие жизнью. И постепенно взбодрилась.
– Что ты здесь делаешь, Вала, родная? – спросила Ката; она больше не могла сдерживаться.
– Я не Вала, – ответила девочка. – Валы больше нет.
– Зачем ты так говоришь… – Ката ненадолго задумалась. – В смысле, ты имя сменила?
– Тут нет имен. Имена только у вещей.
– Не знаю… – Кате это показалось неправдоподобным, и она лишь промычала в ответ.
Девочка взглянула ей в лицо, решительно и немного холодно.
– Тебе придется меня оставить, понятно? Иначе нам обеим несдобровать.
Ката опустила глаза и увидела, что девочка крепко ухватилась за ее предплечье.
– Попробую, – сказала она, и девочка тут же ослабила хватку. Чуть-чуть отошла, но затем обернулась, и выражение лица у нее было уже менее суровое.
– Перед тем как расстаться, я хочу тебе кое-что сказать.
– Я боюсь, – сказала Ката и поняла, что это правда. Она уже давно боялась.
– Слушай меня, – велела девочка, и Ката послушалась. – Вскоре ты встретишь человека, который изменит твою жизнь, а ты – его жизнь. Ты знаешь этого человека. Он следовал за тобой – как тень. Но ты была слишком слепой и не видела его. Когда ты его встретишь, он будет сидеть с лицом, закрытым волосами, а сам он покрыт землей.
Ката кивнула:
– Понимаю. Лицо закрыто волосами.
– А за ним придут еще трое, и у них лица тоже закрыты волосами. У этих троих нет тела. Только головы. Они – призраки.
– Призраки?
– Призраки. Если ты заглянешь им в лицо, агония у тебя будет долгой и трудной, но ни хорошей, ни плохой. Тогда больше ничего не изменится, и твоя судьба будет запечатанной. Запомни это.
Девочка развернулась и зашагала прочь, а Ката бросилась за ней вдогонку и попросила обождать.
– Расскажи мне еще! Что я должна делать? – Она вцепилась в девочку и развернула ее.
– А это ты сама решай. Я могу сказать тебе еще одну вещь, но это ничего не изменит: в следующий раз ты попадешь сюда не по своей воле. Понятно?
– Я не знаю…
– Ты окажешься здесь по решению другого человека… И тогда мы снова встретимся, но ненадолго.
Девочка замолчала, словно обдумывая, сказать ли ей что-нибудь еще, а потом бросила: «Пока».
– Куда ты? – Ката всплеснула руками и по выражению лица девочки поняла, что та больше ничего не скажет. Девочка ушла, не оборачиваясь, и скрылась за углом дома.
Ката осталась под деревом одна. Слова девочки врезались ей в память, и чем больше она о них думала, тем более нелепыми они казались, и под конец Ката решила не придавать им особого значения. Из травы к ее подошвам поднималась жизненная сила, и мало-помалу она, ошалев от радости, сделала несколько бодрых шагов по лужайке. Движимая этой новой энергией, приблизилась к забору, окружавшему сад, поводила глазами по улице, по окрестным домам и поняла, что, конечно же, дом был не сам по себе, он наверняка входит в состав города или хотя бы городишки.
Улица была тиха и пустынна, дома на ней казались покинутыми. На одном конце улицы стоял серый туман, а на другом вздымалась удивительно крутая вертикальная гора, возвышавшаяся над всей округой. Внизу у горы были зеленые склоны, но чем дальше вверх, тем желтее они становились, а еще выше шли песок и щебень, и на самом верху – отвесные черные утесы, терявшиеся в облаках.
Март
Всю жизнь, сама того не осознавая, я хотела, чтобы я была взрослая и одна. Возможность быть хозяином собственной жизни – и одиночество. Большинство моих воспоминаний окрашено одиночеством. Между мной и миром всегда была пропасть. Я пыталась навести через нее мост: посредством семьи, работы, бога и многого другого, но, наверное, мне это не нужно. Наверное, одиночество – это не так уж и плохо. По крайней мере, я никогда не бывала настолько одна, как сейчас.