Кассиопея

Чонхо сказал, что Мин в надежных руках. Чонхо, который Тэёна ненавидел во всех его проявлениях. Чонхо, который слышать ничего не хотел о людях, которые сделали его близкому человеку больно. Чонхо, который… который…

– Какого черта?

Чонхо стоит на пороге кухни-гостиной в одних спортивных штанах и трет волосы полотенцем. Смотрит на Тэёна, замершего с банкой пива в руках, как олень перед светом фар.

– Ты что здесь делаешь?

– Я пиво принес, – мгновенно отвечает Тэён, и Чонхо смотрит на обеденный стол; фыркает громко и идет в свою комнату. Возвращается через минуту, натягивая по пути черную футболку, а после берет одну банку пива со стола с неодобрительным выражением на лице.

– И?

– Я просто хотел… типа… ну, – Тэён спотыкается. – Я не могу вот так просто объяснить, когда ты ходишь тут весь такой злой. Ты считаешь, что это нормально вот так по дому голым гулять? Понятное дело, что я тебя в чем мать родила видел, но тут вообще-то… – Он глядит на Мингю и сразу перестает говорить – так, словно до этого из его рта вообще ни одного слова не выскакивало.

Мингю вздергивает брови так высоко, что те на затылке теряются, и отпивает пиво настолько громко, что морщатся все, кто находится в комнате.

– Так, во‐первых, мне все равно, в каком виде он тут расхаживает, потому что это его дом. – Он глядит на Тэёна. – А во‐вторых… может, ты все-таки скажешь, зачем пришел?

Тэён кивает и немного поникает.

– Если честно, я… я очень хотел узнать, на что это похоже. Твой мир, – мнется он. – Я хотел, но… Потом я стал думать о том, все ли в порядке с Мингю, где он, с кем он, как он, и…

Он встает со стула и подходит к кухонному окну, встает рядом с Мингю. Тот глядит на него подозрительно, а затем протягивает пачку сигарет – просто так, без задней мысли. И Тэён сигарету берет сразу же. Закуривает. Молчит какое-то время. Тишину нарушает лишь Чонхо, который показательно громко складывает полотенце.

– Я хочу помочь вам, – говорит Тэён наконец, поднимая голову.

Мингю выдыхает дым, стряхивает пепел в смехотворную пепельницу, хочет улыбнуться. Вместо улыбки выходит смазанная ухмылка: немного зловещая, немного устрашающая, но Тэён не пугается почему-то – только придвигается ближе и заглядывает в глаза куда глубже, чем до этого. И повторяет:

– Я хочу вам помочь.

– Как ты нам поможешь? – не выдерживает Чонхо.

– Не знаю. Но у меня есть мысли.

– Какие?

Тэён затягивается неслышно совсем, опускает взгляд, прячет его под длинными ресницами.

– Никогда не думал, что подобные знания мне пригодятся в этой жизни, – отвечает он, выпуская дым изо рта, а Мингю немного теряется от того, насколько непонятны эти слова.

– Тэён, – Чонхо подступает ближе, – что за херню ты несешь? Только честно.

– Я могу снова увидеть это зеркало? – отвечает Тэён вопросом на вопрос.

Чонхо хочет возмутиться, руками начать махать – Мингю успевает заметить это за секунду до. За секунду до, потому что слетает с подоконника и останавливает его рукой, чуть отодвинув назад.

– Хорошо, – отвечает он Тэёну, – можешь.

Перед глазами темнеет на мгновение. Всего на мгновение, но достаточно для того, чтобы он схватился за первое попавшееся, что есть рядом, – за руку Чонхо. Отпускает почти сразу, чувствуя на себе внимательный обеспокоенный взгляд. Встряхивает головой, думая, что показалось.

– Можешь, – подтверждает его слова Чонхо, – но не сегодня. В другой раз. Не сейчас.

Тэён глядит на них обоих как-то неуместно пронзительно, но кивает в итоге. Он уходит спустя несколько минут, бросив на самом пороге короткое «до завтра», которое почему-то поперек горла встает. Чонхо закрывает за ним дверь и долго смотрит себе под ноги. Мингю стоит невдалеке и не понимает немного. Или нет – много. Ничего совсем не понимает. Как обычно.

– В чем дело? – спрашивают у него, а он отступает на шаг.

– О чем ты?

– Ты… – Чонхо все-таки поднимает взгляд и глядит ему прямо в глаза, – что с тобой?

– Со мной все в порядке, – дрогнувшим голосом отвечает Мингю.

– Вранье.

– А что ты хочешь услышать?

– Правду?

Мингю поджимает губы. Сглатывает лавандовые лепестки, которые глотку щекочут. Которые выблевать хочется. Сглатывает и отворачивается.

– Правду? Какую правду ты хочешь услышать? – мгновенно взрывается Мингю, едва не пиная свои (свои разве?) мятные конверсы.

– Я вижу, что ты… что тебя что-то… что тебе нужно высказаться. – Чонхо отпускает ручку двери и подходит ближе. – Так выскажись. Хуже от этого не будет.

– Думаешь? – Мингю оборачивается на него.

– Знаю, – спокойно говорит Чонхо и делает еще один шаг вперед.

– Да иди ты… – он опускает голову и отходит к обеденному столу, – да иди ты к черту.

В ответ ему – тишина. Мингю открывает банку пива и выпивает треть залпом. Давится им почти. Ему орать хочется, если честно. Не потому, что он заебался. Не потому, что скоро задохнется чужой жизнью, о которой узнать не должен был. Не потому, что его легкие забиты лавандовыми лепестками, которые выблевать хочется вместе с тем, что на этот момент еще остается им самим.

Не потому, что он берет то, что ему не принадлежит.