— К сожалению, мадемуазель, уже поздно. Наполеон объявил, что он вернулся, чтобы освободить свой народ от аристократов-эмигрантов и католической церкви, которые требовали возврата своих земель и восстановления прав. А вы приехали как раз за этим, мы уже практически закончили оформление поместий герцогини де Гримон. Я не исключаю, что вас могут захватить те, кто заинтересован в вашем имуществе, и, спровоцировав простых людей, которые сейчас не ведают, что творят, убить и вас, и мадемуазель Генриетту.
— Но что же мне делать? — растерянно спросила Луиза, — получается, что я сама, сохранив жизнь и здоровье моей девочки в самые трудные годы, привезла ее туда, где она может повторить судьбу своих родителей?
— Не сочтите за дерзость и позвольте дать вам совет, мадемуазель, — мягко сказал поверенный. — Вы живете в доме маркизы де Сент-Этьен. Император не только очень любил покойного маркиза и даже считал его своим воспитанником, но он также благоволил и к самой маркизе, даже называл ее «Звезда Парижа». В доме остались только несколько проверенных слуг, на вас никто не донесет, поэтому безопаснее не покидать дом и ждать, что же будет дальше.
Луиза согласилась с поверенным, что это, действительно, сейчас единственный выход, и с конца марта уже больше не покидала дом на улице Гренель и Генриетте не позволяла выходить на улицу.
Единственным источником новостей для нее оставался месье Трике. Тот теперь каждый день приезжал к добровольным узницам и рассказывал им о том, что происходит в Париже. Наполеон работал и днем, и ночью, восстанавливая свои позиции, пытаясь привлечь на свою сторону тех, кто нашел выгоды в правлении Бурбонов. За рекордный срок в двадцать дней была подготовлена новая конституция, проведен плебисцит по ее принятию, и в начале июня открылись заседания нового двухпалатного парламента. Приняв грамоты народных представителей при открытии парламента, Наполеон на следующий день выехал к армии.
— Может быть, мы теперь смогли бы проехать до Кале? — с надеждой спросила Луиза своего поверенного, принесшего ей весть о том, что Наполеон покинул Париж.
— Что вы, мадемуазель! — испугался месье Трике, — я не смогу вас сопровождать, да от меня и толку мало. Если экипаж подвергнется нападению, при столкновении я скорее буду обузой, чем помощником. К тому же, в Кале ехать бесполезно. Наполеон вновь восстановил блокаду Англии, в порту дежурят солдаты и национальные гвардейцы. Они следят, чтобы ни один корабль не вышел из порта без разрешения. Находиться сейчас в Кале — страшный риск, не говоря о том, что вы туда, скорее всего, не доберетесь.
— Я не могу и дальше рисковать жизнью моей девочки. Если союзники снова будут брать Париж, как в прошлом году, значит, здесь будут бои, — страдальчески схватившись за голову, вздохнула Луиза.
Она посмотрела на невысокого, худощавого поверенного, одетого в черный сюртук, с тонкими очками в металлической оправе на горбоносом носу, и мысленно согласилась с ним, что толку от того на опасной дороге будет очень мало. За последние годы Луиза де Гримон научилась сама контролировать свою жизнь. Она теперь свято верила, что только сам человек, мужчина он или женщина, может решить проблемы, которые ставит перед ним жизнь. Сидеть в Париже, ожидая, пока его вновь осадят войска союзников, женщина не могла. Когда в город входят победители, можно ожидать всего, чего угодно.
Генриетта выросла такой красивой, что ее тетка, глядя в лицо поющей девушки, в который раз дала себе слово, что она лучше отдаст свою жизнь, чем позволит своей единственной родственнице пройти через то, через что прошла сама. Тонкое лицо, обрамленное золотисто-рыжими волосами, и огромные аквамариновые глаза племянницы напомнили Луизе казненную красавицу-невестку, и она вновь вспомнила тот день, когда в последний раз видела мать Генриетты.
Луиза не забыла ничего, даже мельчайшие подробности мгновенно всплыли в памяти, перенеся женщину на семнадцать лет назад в тюрьму Тулузы, где она выкупила жизнь своей новорожденной племянницы. Тогда она попросила доложить начальнику тюрьмы о том, что имеет к нему личный, секретный разговор. Тюремщик не удивился, ведь многие заключенные доносили друг на друга, пытаясь выкупить свою жизнь в обмен на жизнь другого человека. Начальник тюрьмы, тоже привыкший к подобным сценам, спокойно принял ее в своем кабинете. Он дал знак конвоиру, и тот вышел, плотно прикрыв за собой дверь.
— Ну, что скажешь, красавица? — насмешливо спросил мужчина, — хочешь выкупить свою жизнь, забрав чужую?
— Нет, месье, я хочу спасти жизнь моей маленькой племянницы, которая вчера родилась, — бесстрашно ответила Луиза. — Я добровольно отдам вам свою девственность, если вы разрешите передать девочку в какой-нибудь монастырь.
— Так ты девица… — протянул мужчина, и его глаза засветились плотоядным блеском, — и настоящая красавица, как я погляжу.