Кассандра

Вано понял, что не нужно настаивать, а нужно удалиться, оставив расстроенного неудачным вечером друга приходить в себя в одиночестве. Он простился и поехал домой, надеясь, что завтра настроение его покровителя улучшится, и он снова станет тем милым и добрым человеком, который опекал Вано, помогая приспособиться к жизни в столице.

Он оказался прав: на следующий день настроение статс-секретаря вновь стало ровным и хорошим, и он прислал Вано записочку, приглашая приехать вечером к нему, с тем, чтобы поехать на прием в честь нового посла Франции, который давало министерство иностранных дел. Там граф собирался представить своего молодого друга обществу. Напомнив, что форма одежды — парадная, Каподистрия приглашал Вано к девяти часам вечера.

Молодой Печерский в новом черном фраке, заказанном матерью в Москве перед самым его отъездом в столицу, прибыл в квартиру старшего друга ровно в девять часов вечера.

— Вот и вы, рад видеть, — приветствовал его хозяин дома, одетый в парадный дипломатический мундир. — Коляска стоит у крыльца, мы можем сразу ехать.

Вано с готовностью согласился, и они отправились на Английскую набережную в здание министерства иностранных дел, где сегодня ждали дипломатический корпус и представителей высшего общества.

— Держитесь рядом со мной и, ради Бога, не спорьте, — мягко улыбнулся Каподистрия, но Вано улыбка старшего друга не обманула — это был приказ, а не пожелание.

— Хорошо, — согласился Печерский, — не волнуйтесь, я все помню.

— Вот и отлично, — обрадовался граф, входя в высокие двери длинного двухэтажного сероватого здания министерства.

Почтительный служитель принял у статс-секретаря шинель, а у Вано плащ, и друзья прошли в большой зал, приспособленный сейчас под проведение официального приема. Увидев министра, множество людей устремились к нему, выражая почтение и ища внимания. Каподистрия был со всеми внимателен и прост в обращении, но невидимая грань, которую собеседники графа не решались переходить, делала того небожителем.

«Вот как нужно себя держать, — догадался Вано, — и мне следует этому научиться».

Он стоял рядом с графом Иоанном, и тот представлял своего молодого друга некоторым из гостей. Вано запоминал фамилии и титулы новых знакомых, которые любезно встречали протеже всесильного министра иностранных дел. Поняв, что все присутствующие с ним любезны, Вано расслабился и иногда даже начал вставлять фразы в разговор, который вели в кружке, образовавшемся вокруг статс-секретаря.

Когда к ним присоединился седой невысокий человек в дипломатическом мундире, Вано любезно улыбнулся новому гостю, и тот ответил такой же улыбкой. Но когда Каподистрия представил новому собеседнику Вано, выражение глаз старого дипломата изменилось, они стали жесткими. Старик внимательно оглядел молодого графа, сказал несколько любезных фраз и отошел.

«Что нужно этому старику? — недовольно подумал Вано. — Все так хорошо, гости любезны со мной, только этот Вольский сверлит меня взглядом».

И тут вдруг молодого человека осенило. Эту фамилию мать называла, когда говорила о человеке, поссорившем ее с отцом. В душе Вано поднялась ярость. Да он сейчас размозжит мерзкую голову этого старикашки об стену. Он посмотрел по сторонам. Вольского не было видно, зато компания молодых людей, собравшаяся вокруг статс-секретаря, была веселой и очень оживленной. Барон Иван Миних рассказывал о первом взятии Парижа, а молодой красавец граф Шувалов, у которого в галстуке сияла булавка, украшенная бриллиантом размером с голубиное яйцо, подкидывал забавные реплики, оживляя разговор. Вано решил не портить себе так удачно начавшийся вечер и забыть о старике.

Лакей, несущий маленький серебряный поднос со сложенным вчетверо листком, подошел к статс-секретарю и, почтительно поклонившись, прошептал тому что-то на ухо. Каподистрия развернул листок, прочитал записку и тихо, чтобы не перебивать молодых людей, сказал:

— Извините, господа, я отойду на пару минут.

Граф послал Вано ободряющий взгляд и, обойдя его, направился в соседнюю галерею. В нише одного из окон статс-секретаря ждал Вольский.

— Простите, ваше высокопревосходительство, — извинился он, — если бы не дело огромной важности, я бы вас не побеспокоил. Молодой граф Печерский, которого вы представили мне, причастен к покушению на моего племянника графа Михаила Печерского. В того стрелял наемный убийца, которого чудом спасшийся Михаил опознал как любовника своей мачехи Саломеи, матери Ивана Печерского. Убийца, скорее всего в качестве доказательства выполненного поручения, снял с пальца моего племянника кольцо, которое я сам тому передал. Теперь это кольцо красуется на пальце Ивана Печерского. Его невозможно спутать с другим. На гербе Печерских внизу щита есть небольшая вмятина. Присмотритесь сами, я ее заметил даже издали, потому что знал куда смотреть.