Каспер в Нью-Йорке

– Все, – строго сказала мадам. – Можешь считать, что ты перешла границу, – тут голос ее немного смягчился. – Добро пожаловать в Заполночь! Для детей въездная виза не обязательна, так что иди смело, крошка, и никого не бойся – о’кей?

Тетенька поставила Кэт на пол рядом с лифтом и нажала на кнопку вызова.

– Пустите меня домой! – закричала Кэт, устремляясь к двери своей квартиры.

– Одну секундочку...

Мадам ногой легонько толкнула дверь, и та захлопнулась перед самым носом девочки. Кэт в отчаянии ударила ладонью по косяку и обернулась.

– Вы!.. Вы!..

– А вот и транспорт прибыл, – безмятежно улыбнулась Эйфелева Башня. В этот момент с гулом раскрылась кабина лифта. Мадам схватила Кэт под мышки (ручищи у нее были железные, и в самом деле – Эйфелева Башня!) и швырнула в кабину. Створки тут же задрожали и двинулись навстречу друг другу.

– Пока, кисонька! – мадам на прощанье взмахнула мундштуком.

Кабина поехала вниз. Кэт ошарашенно уставилась на панель, где тревожно мигала цифра «1». Затем она двинула рукой по красной кнопке аварийной остановки, но лифт, поскрипывая, продолжал спускаться.

– Пустите меня!!

Вот и первый этаж. Двери, словно поразмыслив: выпускать? не выпускать? – медленно разъехались в стороны. И тут в кабине погас свет. Кэт в отчаянии нажимала одну кнопку за другой. Никакой реакции.

Она выбежала на площадку и распахнула дверь, ведущую на лестничный марш. Там было темно – хоть глаз выколи. Вдобавок ко всему Кэт показалось, что она слышит какие-то ЗВУКИ.

– Эй, девонька-а? – вдруг окликнул негромкий голос из темноты.

Кэт закричала и выскочила на улицу.

* * *

Как назло, ни один телефон во дворе не работал. Кэт побежала по направлению к Тринадцатой авеню – там наверняка должны быть исправные аппараты, откуда она сможет дозвониться до полицейского участка.

Только когда Кэт выбежала из арки и очутилась на тротуаре, до нее дошло, что ЧТО-ТО НЕ ТАК. Какой-то диссонанс, дискомфорт... Она не узнавала улицы, которую переходила как минимум два раза в день и наизусть помнила все вывески на шесть миль вверх и вниз по ее течению...

Что же случилось с Тринадцатой авеню?

Нет, решила Кэт, дело не в тишине, которая окутала все кругом. Хотя тишина и была какой-то уж больно глухой и неподвижной... Может, оттого, что скоро половина первого ночи? «Но ведь завтра суббота,» – тут же возразила сама себе Кэт.

Хорошо. А если предположить, что Кэт потеряла счет времени и сейчас уже не первый час, а, скажем – четвертый? Нет, дело определенно не в тишине...

И тут девочка, кажется, все поняла. На всей Тринадцатой авеню, насколько хватало глаз, не горел ни один фонарь!.. Кэт осмотрелась – в окнах жилых домов также не было ни огонька. Вот откуда дискомфорт – Кэт приходилось все время напрягать зрение!

«Постой-ка… Но в таком случае телефонные автоматы не будут работать, верно?» Девочка подбежала к ближайшему стеклянному колпаку с надписью TAXOPHONE и сорвала трубку.

Вой вьюги. И далекие-далекие голоса – все то же самое, что она слышала по телефону у себя дома.

– Что случилось? – прошептала Кэт.

Ей было страшно.

Однажды, когда Кэт не исполнилось еще семи лет, она проснулась и услышала за окном на улице непонятную речь. Ей показалось, что разговаривают на русском языке. «Ночью была война и Нью-Йорк завоевали русские!» – с ужасом подумала тогда Кэт. Она тут же включила телевизор в своей комнате, и (о, Боже!) симпатичный диктор тоже нес какую-то тарабарщину!.. «Мы погибли! Сейчас в квартиру ворвутся русские солдаты и перестреляют нас!» Родная комната – уютное безопасное гнездышко – сразу предстала перед Кэт в каком-то ином, отчужденном свете. Каждая вещь, каждая игрушка еще прошлым вечером успешно выполняли роль талисманов, эффективных противоядий от коварных укусов внешнего мира. А теперь они будто покрылись прозрачным налетом враждебности. «Меня застрелят в этой комнате, среди моих игрушек,» – плача, причитала тогда Кэт... Конечно же, беспокоилась она напрасно. Через минуту из родительской спальни пришла мама и объяснила ей, что за окном разгружают машину с мебелью рабочие-эмигранты, а по телевизору показывают передачу о Достоевском...

Но тот давний страх, как оказалось, крепко въелся в мозги. Сейчас Кэт до мельчайших подробностей вспомнила чувство враждебности, исходящее от знакомых и родных вещей, которые всю жизнь только прикидывались твоими друзьями, а на самом деле только и ждали, когда ты повернешься незащищенным местом.

Тринадцатая авеню не изменилась – она оказалась ИЗМЕННИЦЕЙ.

Дома, включая даже разноцветную, почти игрушечную коробочку детских яслей, теперь грозили Кэт страшными тайными, спрятанными в глубинах своих подъездов и бойлерных. Узловатые тополя, неподвижно застывшие в сквере, спешили обрадовать ее сообщениями о количестве произведенных под их сенью актов убийства и насилия. Каждый шаг девочки отдавался многократным эхо, будто тротуар сухим асфальтным голосом констатировал: «Я пасу эту девчонку. Как бы быстро она не двигалась – ей не уйти от меня...»