Касатка

К обеду мы покончили с забором, Касатка вдоволь налюбовалась им, накормила утей и резво побежала к Нестеренчихе за молоком. Вернулась с глиняной махоткой в руках, позвала в хату.

- Отошла, лярва, - тоном примирения сказала она о соседке. - Выпила отвару и молчит, как будто и не пылила. Я тоже про вишни - ни словечка, рот на замок. Жорку не хочется подводить. Он, Максимыч, ей-право, мировой мужик.

Пообедав, я спросил у нее:

- На что это Егор намекал? Что случится осенью?

Касатка долго убирала со стола, мыла в кастрюле деревянные ложки, старательно вытирала их насухо полотенцем. Наконец отважилась открыть тайну, как бы решившись на что-то недозволенное:

- Ох, Максимыч, не хотела тебе жалиться, да, видать, припекло. Настал час. - Зачем-то оглянулась на дверь, понизила голос: - Они меня, враги, со свету сживают.

- Кто?

- Начальство. И бригадир, и все. Я вроде им больше и не жилец на свете. Кругом я одна виноватая. - Она опустилась на лавку с беспомощно-жалким, расстроенным лицом. - Больше, говорят, не смейте, бабушка, сажать картошку у Чичикина кургана, вы переселенка. Мы тут, мол, новую ферму построим, а вашу хатенку сковырнем бульдозером. Надумали меня вопхнуть в большой дом.

На самый верх, на второй этаж загонят. Мол, газ там, и за водой не надо бегать: крант отвинтил - и бери. А я им говорю: на кой ляд мне ваш крант? Дайте тут, в своей хате, спокойно помереть. Смеются. Им, вишь ты, Максимыч, смешно. Кошке - игры, а мышке - слезки... Насильно, говорят, переселим. А я им: воля ваша, давайте!

И меня с хатой - на мусор. Умру, а никуда не пойду. Ругаются, грозят. Вот, Максимыч, до чего я дожила, - Касатка всплакнула, вытерла платком глаза и сидела как неживая, с вяло опущенными вдоль тела руками.

- Когда вам сказали о переселении?

- С месяц назад. Я уж об этом молчу, никому ни словечка, даже твоему отцу, а то он раздует кадило - еще хужей будет. А ты думал! Они такие. Сама как-нибудь оборонюсь. - И дерзкий, бесовский свет вдруг мелькнул в ее синих глазах. - Назло им забор поставила! Нехай почухаются. Бабка, она тоже не дура.

Я сидел напротив Касатки, слушал - и вся ее жизнь вдруг предстала мне в новом, неожиданном свете; случайные подробности обрели более глубокий, внутренний смысл и уже не казались случайными, а ее рассказы и наша с нею работа были уже для меня неким символом, некой тайной ее души, основой, к которой я имел счастье на миг приобщиться. Все это было похоже на то, как если бы я сидел у нее в хате, в полумраке, где предметы вырисовывались смутно, расплывчато, а то и не были видны, свет в окна едва брезжил - и вот кто-то внес яркую лампу, она вспыхнула, и все открылось взору в своем истинном значении.

- Нужно было сходить к председателю и узнать, чего они от вас хотят, сказал я.

- Он с ними за компанию, одна шайка-лейка,-горестно обронила Касатка.

- А вы были у него?

- У Матюшки? Не-е. Не с моим умом разговаривать с учеными. Станет он меня слухать. Бабка уже в землю глядит, а он в гору.

- Выходит, Матвей зазнался? Своих не признает?

- Что ты, Максимыч?! - с испугом открестилась Raсатка. - Я этого не говорю, и не думай... Я к нему не касаюсь, и он - ко мне. Кажная птичка, Максимыч, на свой лад верещит. - Она подумала и с чувством искреннего сострадания продолжала: - Матюшка тоже горя хлебнул А ну-ка попробуй без родной матери выучись. Всю школу сиротинка, в латаном отбегал. Он у нас самый первый председатель. При нем люди - я тебе дам! - зажили Кто не ленится да в рюмку не заглядает - того и крючком не достать. На одни премии можно безбедно жить. А зарплата? А барыш с огорода? Кабы мне годков двадцать скостить, я бы от пензии отказалась и на степь подалась ейбо... Не-е, Матюшка мужик с головой. На него, Максимыч у нас прямо молются. Хочь у кого спроси - не дадут сбрехать. Он и престарелых не обижает: в год по пуду отбойной муки на блины, по литровой банке меду. Это обязательно. На правлении постановили... Зачем я к нему пойду? Я там в одних коридорах запутаюсь, не в тот кабинет попаду. Засмеют бабку: чего приперлась? Молодых пужать? Как-нибудь обойдусь. Перетерплю. - Привычным движением Касатка убрала за уши волосы и подтянула косынку. - Я вон документы на пензию полгода хлопотала. То одной справки нету, то другой. Темная была Максимыч. Другие загодя ими запасались, а я все думала- на что? На стенку для красы, как грамоты, нацеплять? Потом схватилась, да поздно. Хочь караул кричи Спасибо добрые люди подтвердили, что я в кузне восемь годков отбухала как один денек. Твой отец тоже подписался А то бы куковать мне при своих интересах. - И после короткой паузы, сильно застеснявшись самой себя, тихонько одними пальцами дотронулась до моей руки, ясно взглянула и одним дыханием высказала затаенную мысль: - Максимыч, а ты, случаем, не выручишь бабку? Скажи Матюшке: оставьте, мол, старую в покое. Он тебя, гляди, и послухаст: вы с ним на одной ноге, равные... А, Максимыч? спросила она со слабой надеждой. - Похлопочи.