— Как ты его поймал? — Верда присела рядом, скрестив ноги. «Раб» хмыкнул.
— Стащил из охотничьих силков.
Она взглянула озабоченно: получалось, что теперь
Монахиня ела так же неторопливо и экономно, как двигалась. Глядя на нее, он тоже умерил свой аппетит — кажется, у хозяйки действительно нет денег, и все заботы о пропитании лягут на него.
Откидывая со лба жесткие от пыли волосы, Верда наблюдала, как он привычно уничтожает следы ночлега. Навык солдата — или разбойника?
Пока Верда шла в одиночку, она была одной из многих паломников и странников, движущихся в столицу. Но монахиня, сопровождаемая воином…
Выпрямившись, он хмуро встретил ее взгляд — она могла колебаться, у него просто не было другого выбора.
— Как тебя зовут? — спросила она.
Он помедлил, не желая отдавать то единственное, что у него еще оставалось.
— Кай.
— Я Верда. Пошли… Кай, — сказала она, отворачиваясь и легко вздыхая. Что ж, решение принято, и только будущее покажет, было ли оно верным.
— Тебе обязательно туда идти?
Кай вглядывался в шумящую на площади ярмарку.
— Нужно купить тебе хоть какую-то одежду… и еще по мелочи. Но если не хочешь встретить знакомых, подожди меня здесь.
Знакомых! Он скривил губы. Да уж, его прекрасно знает вся округа! То-то смеху будет — Полковник, стреноженный монашкой! Никто не упустит случая повеселиться! Верда смотрела со спокойным пониманием, что заставило его решиться — рано или поздно все равно придется пройти через это.
— Идем вместе.
Он шел за ней, глядя в землю; не поднимал глаз, когда хозяйка торговалась со старьевщиком, покупая ему плащ. Его он накинул, едва Верда вошла в лавку. Накинул, надвинул капюшон; присев у стены, следил за ногами снующих мимо прохожих. Конечно, зря он явился сюда. Совсем недавно везли его в железной клетке через это село (как и через десятки других) — для увеселения и устрашения. Если уж поймали самого Полковника Кая, значит, крепнет закон и порядок…
Не прошло и нескольких минут, как перед ним остановилась пара ног. Чуть поодаль — несколько других. Кай поднял голову, поглядел и начал вставать.
— Ага! — сказал широкобородый мужик, уперев кулаки в бока. — Полковник Кай! Живой, значит? А говорят, всех твоих дружков вздернули на осинах по тракту!
— Ишь ты, — сказал Кай равнодушно.
— А тебя, говорят, взяла какая-то монашка? Видать, немало тебе пришлось потрудиться ночью, чтобы она не передумала, а? Говорят, ты теперь должен ей ноги мыть и воду пить всю свою оставшуюся паршивую жизнь?
— Много чего говорят, — согласился Кай.
— А еще говорят, что при тебе теперь ни меча, ни ножа, и мы, с позволения твоей хозяйки, можем чуток повеселиться?
Взгляд Кая двигался по быстро окружавшим их зевакам: как же, законная игрушка для добропорядочных граждан! Бородатый помахал мечом перед лицом Полковника.
— Если мы немножко пустим кровь, тебе это пойдет на пользу, а?
Легкий взмах крест-накрест рассек кожу на голой груди Кая. Толпа радостно ахнула, Кай зашипел…
Верда, вышедшая из лавки, оцепенела: возбужденно ворча, щетинясь ножами и чем под руку попало, толпа подступала к прижимавшемуся к стене Каю. Его бородатый пленник хрипел, вцепившись в руку, жестким хватом захлестнувшую ему горло. В правой руке Кая был меч.
— Ну, кто следующий в очередь повеселиться? — услышала Верда его язвительный голос. — Кто еще хочет пустить мне кровь?
Весельчаков что-то не находилось. Верда всплеснула руками, выпустив драгоценного почтового голубя.
— Кай, брось его! Кай!
Спрыгнув с высокого крыльца, монахиня поспешно и безбоязненно отводила с пути оружие.
— Пустите меня… пустите… он мой.
Остановилась перед ощерившимся Каем.
— Кай?!
Он мотнул головой, не спуская глаз с толпящихся за ее спиной людей, но все же опустил руку. Пленник повалился на колени, схватившись за горло и судорожно вздыхая.
— Что здесь происходит? С дороги!
Люди заоглядывались, расступаясь — сквозь толпу пробирались солдаты порядка. Верда выпалила прежде, чем кто успел и слово молвить:
— Прошу правосудия и защиты! Они напали на моего раба!
Офицер смотрел за ее спину, и на его озабоченном лице проступала усмешка.
— Вот это — раб? Полковник Кай? Кто тут на кого напал? Смотри, как он отделал беднягу!
— Он мой раб, — твердила Верда, — никто не имеет права причинять ему вред!
— Это ты следи, чтобы твой раб никому ничего не повредил, монашка! Ты что, не знаешь, кто он такой?
— Мой раб. Сейчас он — мой раб.