Парень продолжал молчать, что еще больше выводило Самюэля из себя. Зарычав, он бросился через стол к горлу игрока, я вздохнула и со всей силы опустила кружку на его глупую пьяную голову. И кружка и голова выдержали – только Самюэль ткнулся носом в стол и затих.
– В другой раз не играй с тем, кто играет лучше! – сказала я. Огляделась. Народ радостно скалил зубы. Нет чтобы помочь слабой женщине… Я стянула пьянчугу за ремень со стола – он мешком свалился на мокрый пол. Сказала устало:
– Все, представление окончено! Вы, картежники, расплачивайтесь и тащите его домой. Корчма закрыта.
Начала убирать посуду. Парень, по-прежнему сидевший на своем месте, сказал негромко:
– Спасибо, хозяйка, но я бы справился сам.
Я посмотрела на него. Худое смуглое лицо, черные, коротко стриженные волосы, черная строгая одежда – монах, да и только, если б не эта красная эмблема на его левом плече… Отозвалась с той же ледяной учтивостью:
– Не за что, солдат. Я пеклась не о тебе – о своем заведении.
Он поднял глаза – черные, чуть отливающие коричневым, вроде слегка недозрелой смородины. Мне всегда казалось, что такие глаза должны быть яркими, горячими, живыми, как сами южане. Эти, казалось, были подернуты ледком, как темные осенние лужи…
Я наклонилась к нему.
– У нас здесь редко бывают богатые купцы или лорды, если ты промышляешь картами, парень. Учти это.
Его губы едва шевельнулись.
– Учту, – сказал он.
Кивнув, я вернулась к очагу. В конце концов, он платил мне за комнату наверху, а не за ненужные советы.
Постояльцы разбрелись по своим комнатам, завсегдатаи – по домам. Служанка, убрав посуду и вымыв пол, давно спала в своей каморке. Я сидела у очага, довязывая безрукавку. Но дело не шло. Путались петли, путались мысли. Отбросив вязанье, я подошла к окну. Прижалась лбом к холодному стеклу, вглядываясь в темноту, откуда, как бабочки на свет, летели снежинки. Было тихо, так тихо, что можно было услышать слабую песню ветра за стенами: он обегал корчму, шуршал по обледенелым бревнам сухой крупкой – и летел дальше, сдувая снег с черных скал Сунгана. Я не находила себе места. В такую ночь чудилось: явись кто из темноты, позови, помани – пойду, не оглядываясь, не задумываясь…
– Не спится, хозяйка?
Вскрикнув от неожиданности, я оглянулась. Этот дьявол черный дьявол! Он по-прежнему сидел в своем углу, сливаясь с темнотой; при свете гаснущего камина можно было различить лишь блеск его глаз. Я вздохнула, успокаивая испуганное сердце. Подошла к нему.
– И тебе не спится, солдат?
Сейчас он держал руки на столе – жилистые сильные руки. Между сдвинутыми ладонями покоилась колода карт. Не та, потрепанная, вечерняя, – ночная. Черно-лаковая, с пылающей розой на «рубашке». Такая же роза, по слухам, была вытатуирована на плече каждого Картежника. Кому-то, может, и казалось смешным прозвище солдат Сагвера, или что двести здоровых мужиков выкололи на своих мускулистых руках нежный цветок… Кому-то – но не мне.
Поэтому я сказала:
– Если хочешь задержаться в наших краях, сними свою форму, парень. Люди Сагвера оставили после себя недобрую славу.
Он едва поднял темные веки.
– Даже после того, как они полегли на перевале?
– Даже после этого.
Я ждала, что он разозлится, вступится за своих приятелей, но парень вел себя как чурбан – молчал и не двигался. Лицо словно вырезано из темного дерева, слабый свет углублял впадины щек и глазниц. Помстилось на миг – присел у моего очага один из тех, с перевала…
Но солдат зашевелился, длинные пальцы сдвинули верхнюю половину колоды.
– Сегодня особая ночь, хозяйка, – сказал глуховато. – Не хочешь узнать свою судьбу?
Цветок был как живой. Я глядела на него насторожено.
– Что еще за ночь?
– Ночь неуспокоенных.
– Неуспокоенных?
– Непрошеных воспоминаний и кошмарных снов. Ночь призраков и оборотней. Ты тоже это чувствуешь?
Я невольно оглянулась на дверь, запертую на надежный засов.
– Не беспокойся, – сказал южанин, – я наложил заклятье.
– Слышала, – начала я, – в твоем отряде все были колдуны?
– О нет, – сказал он равнодушно. – Если бы так…
– Еще я слышала, вы перед боем раскидывали карты – и верили предсказанию?
– Ты многое слышала, хозяйка.
Я пожала плечами.
– У меня же есть уши! Путники много о чем треплются за кружкой пива.
– Ты любопытна, хозяйка? Так узнай свою судьбу.
Я посмотрела на его твердые пальцы, легшие на лаковые карты. Тяжелое золотое кольцо с иноземным камнем, казалось, следило за мной зорким красным глазом.
– А сам-то ты на себя гадаешь?
– Мне уже все равно.
Я дотянулась до колоды, решительно разбросав карты, – солдат отдернул руку, будто испугавшись моего мимолетного прикосновения.
– Ну а мне не все равно, парень! Я слишком устала бояться, ждать, и загадывать. Нет. Не хочу.
Принесла две кружки пива. Солдат взглянул на них, и губы его тронула слабая усмешка.
– За счет Гвенды?
– Можно и так, – согласилась я. – Поговорим, коль нам обоим не спится.
– Я не слишком разговорчив, хозяйка.
– А я, как ты понял, любопытна и буду задавать вопросы. Хоть на часть ты да ответишь!
Солдат серьезно подумал. Кивнул.
– Разве что на часть.
– Как тебя зовут?
Молчание.
– Ингри.