Картошка

Алена улыбнулась. Хорошо, когда рядом есть человек, который знает все и все может объяснить.

— А в самом деле, почему мы сидим? — вздохнула Алена.

— Я сижу, потому что злюсь, — сказала Рая Русакова. — Почему они так со мной разговаривают? И почему ты им позволяешь сидеть рядом с собой и трогать себя за коленки?

— Я не позволяю. Они сами.

— Ты не маленькая и не дурочка. Должна понимать, что в период мутации это особенно опасно.

Алена не выдержала и засмеялась.

— Не вижу ничего смешного.

— А мутация?

— Что — мутация? — не поняла Рая.

— Смешное слово.

— Девушки, — внезапно раздался за спинами голос.

— Ой! — вздрогнула Рая.

— Не пугайтесь, — улыбнулся добродушно парень. — Вы на картошку приехали? Давайте знакомиться. Даньшин Михаил.

— А вы кто? — спросила Рая.

— Механизатор. Я буду поднимать для вас четвертое поле.

— Как поднимать? — заинтересовалась Алена.

— На тракторе.

— А где же ваша труба, Миша?

— Какая? — изумился тот.

— Большая медная, — жестко ответила Рая.

И, спрыгнув на землю, девушки пошли в клуб. А Миша Даньшин так и остался стоять с протянутой рукой.

— При чем здесь труба?

Подошедший из-за спины Сашка-матрос так и пожал эту протянутую руку.

— Здрауствуйте, здрауствуйте, — сказал он, жеманничая и кривляясь.

— Да иди ты, — оттолкнул его Миша Даньшин. — Откуда ты взялся?

— Прибыл с визитом вежливости.

Танцы в клубе были в полном разгаре.

— Главное, помнить, что Япония — Страна восходящего солнца, — подмигнул Сашка парню с бакенбардами.

— Привет, — расплылся тот в улыбке, — когда приехал?

— На кораблях не ездят, а ходят. Любку не видел?

Парень с бакенбардами замешкался с ответом, и Сашка прошел дальше. Вид у него был живописный. На плечах серенький в крапинку, видавший виды пиджак. Рубашка расстегнута на две пуговицы. Виден «тельник». Брюки форменные, из настоящего морского сукна. На животе широкий ремень с латунной пряжкой, изображавшей парусник. Он шел по стеночке, подметая пол мокрыми клешами и пожимая руки знакомым ребятам. Красноречивые взгляды безошибочно вели Сашку-матроса в тот угол, где «скрывалась» девушка.

— Любк, я здесь, — предупредил он ее через головы подруг.

— Очень мне нужно знать, что ты здесь, — выпрямилась Люба.

— На неделю застряли в вашем затоне. Мотор кашляет.

— Очень мне нужно знать, что у вас с мотором.

— Любк, ты чего? Платье новое надела и не хочешь узнавать знакомых ветеранов. Тебе очень кстати этот кримпленчик.

— А тебе рыбья чешуя. Браконьерничать вы остановились, а не мотор чинить. Хоть бы переоделся, когда в клуб идешь. Весь в чешуе.

— Это у меня костюм с искоркой, — смутился Сашка. — Я, между прочим, не на танцы. Я в библиотеку новинки литературы посмотреть. Я буду ждать тебя в библиотеке, Люб.

— Жди, — не поворачивая головы, ответила Люба.

— Я буду ждать, — подмигнул Сашка оторопело глядевшему на него Игорю Смирнову. — Главное, знать — не забывать: Мексика — это страна кактусов. Колючих цветов, — добавил он многозначительно.

Танцы продолжались, когда Валера Куманин, Сережа Жуков, Аня и Люба вышли на улицу. Потом их догнали парень с бакенбардами и Ольга. Люба и Сережа оказались в одной компании помимо своей воли. Аня не хотела уходить без Любы, а Валера тянул за собой Сережу. В общей болтовне Сережа и Люба не участвовали. К ним иногда обращались, они отвечали, но друг с другом не разговаривали и даже смотрели в разные стороны. Они были чужие, случайно оказавшиеся рядом, но оба чувствовали, что молчание объединяет их, выделяет из общей группы.

За деревьями мелькнул дробный свет. Фонарь висел прямо на дереве, освещая часть улицы и какие-то складские помещения. Сережа и Люба, глядя себе под ноги, шли на свет фонаря и неожиданно оказались одни. Парень с бакенбардами утащил Ольгу в темноту на другую сторону улицы, а Валера исчез вместе с Аней за углом сарая на этой стороне улицы.

Люба и Сережа вошли в круг света и остановились. Положение их было довольно глупым.

— Валера! — позвал Сережа.

— Ольга! — позвала Люба, глядя в другую сторону.

— Валерка, имей совесть!

— Ольга! Белянкина! — рассердилась Люба. — Если бы я знала, я с вами не пошла бы.

— Он меня не пускает, — смущенно откликнулась Ольга из темноты.

Где-то между складскими помещениями прорывался заливистый смех Анны и обрывался. Паузы были долгими, многозначительными.

— Целуются, наверное, — сказал Сережа. Не Любе, а так — в пространство.

— На той стороне разговаривают, — ответила Люба. Не Сереже, а словно кому-то третьему.

— Объясняются по поводу обоюдоострой симпатии.

— А мы давайте говорить, как мы несимпатичны друг другу, — предложила Люба.

— Почему несимпатичны?

— Вы же не пошли со мной танцевать. Убежали. Эх вы!

— Давайте, — пожал плечами Сережа.

— Начинайте.

— Вы предложили — вы и начинайте, — опять пожал плечами Сережа и стал еще более сутулым, чем был на самом деле.

— Вы и здесь не хотите уступить девушке?

— Вы наивная деревенская девушка, Люба. Я не знаю, что вам ответить на все ваши детские вопросы.

— А вы, Сережа, сутулитесь и грубите. Это вам не идет. И спрашивать, где труба, тоже не идет.

— Какая труба?

— Вы сами знаете, какая, — большая медная.