Карточный домик

В восемь он действительно был там. Им не надо было далеко идти. Буквально за углом дома в Ноттинг Хилле, где проживала Матти, работал бангладешский ресторанчик «Ганг» с большой глиняной печью, с помощью которой владелец заведения творил чудеса кулинарного искусства в те часы, когда он отвлекался от занятия, которому страстно отдавал свободное от печи время, пытаясь свергнуть правительство на своей родине.

В ожидании заказанного цыпленка тика Матти сказала ему:

— Джонни, я весь день кипела от возмущения. Мне кажется, я сделала ужасную ошибку. Всем сердцем я хочу быть журналисткой, хорошей журналисткой. Я всегда надеялась не только на то, что я стану ею, но и на то, что мне не придется работать на Грева Престона. Это не ради него я все бросила и примчалась в Лондон. Не намерена больше терпеть это дерьмо. Я ухожу.

Он вскинул глаза и внимательно посмотрел ей в лицо. Она попыталась изобразить задорную улыбку, но было видно, что горькие мысли надрывают ей сердце.

— Не спеши с этим. И не уезжай, пока не будешь знать, куда ехать. Ты пожалеешь, если окажешься не при деле сейчас, когда весь политический мир, кажется, разваливается на части.

Она бросила на него удивленно-вопросительный взгляд.

— Честно говоря, Джонни, ты меня удивляешь. То, что ты говоришь, совсем не похоже на страстную мольбу остаться, которую я ожидала услышать от тебя, как от заместителя редактора.

— А я и не говорю сейчас как заместитель редактора, Матти. Ты для меня значишь гораздо больше. — Последовала короткая, неловкая пауза в чисто английском стиле, которую он замаскировал долгим, тщательным разламыванием большого ломтя монастырского хлеба. — Я отлично понимаю, как ты себя чувствуешь. Дело в том, что я и сам чувствую то же самое. — В словах его была острая горечь.

— Ты тоже собираешься уходить? — изумленно воскликнула Матти.

Его глаза снова опечалились и потемнели, но скорее от гнева, чем от обиды.

— Я проработал в этой газете уже больше восьми лет. До того как ее перекупили, это была классная газета, работать в которой я считал для себя честью. Но то, что они сделали с тобой и что делают с другими, не вяжется с моим понятием журнализма. — Он откусил и пожевал горячий, ароматный хлеб, раздумывая, что скажет дальше.

— Как заместитель редактора, я тоже несу определенную ответственность за публикуемые материалы. Может быть, мне не надо бы рассказывать, что произошло той ночью, но я сделаю это, потому что больше не хочу и не могу отвечать за происходящее. Ты хочешь знать, что случилось с твоей статьей?

Вопрос, конечно, был чисто риторическим. Принесли цыпленка тика с овощным карри, небольшой столик заставили ароматно пахнувшие блюда, но никто из них не проявил интереса к еде.

— В ту ночь вместе с несколькими сотрудниками незадолго до подписания первого выпуска газеты в печать я был в комнате новостей дня. Обстановка была спокойная, к тому времени поступило не так много поздних сообщений с пометкой «срочно в номер». Потом секретарша Грева громко, так, что ее слышали мы все, крикнула, чтобы он подошел к телефону, и он исчез за дверями своего кабинета. Минут через десять Грев вновь появился в дверях. Он был невероятно возбужден и напоминал человека, под которым кто-то разжег костер. «Задержите выпуск! — крикнул он. — Будем менять всю первую полосу!» Господи, подумал я, видимо, застрелили президента. Ты не можешь себе представить, в каком он был состоянии! Ужасно нервный. Он распорядился высветить на одном из экранов твою статью. Она пойдет как передовая, сказал он, но сначала ее нужно подкрепить дополнительными фактами.

— Но ведь мне он сказал, что снял ее прежде всего потому, что она была слишком сильной! — возразила Матти.

— Да, конечно. Но подожди, все еще впереди. Так вот, один из репортеров сел перед экраном, а Престон, став у него за спиной и заглядывая через его плечо, диктовал ему изменения. Он выворачивал написанное тобой наизнанку, раздувая или просто искажая по своему усмотрению факты. Смысл и направленность статьи полностью изменились. Теперь это стал материал, направленный лично против премьер-министра. Ты помнишь высказывания высокопоставленных кабинетных источников, на которых, в общем, все и основывалось? Он высосал их из пальца. Тут же, не сходя с места. Все до единого. Все они, от первого до последнего, были выдуманы. Ты должна радоваться, что под этой статьей не стояло твоего имени!

— Но почему? Почему потребовалось вдруг сочинять такую статью? Это же полное изменение позиции газеты по отношению к Коллинриджу! Что заставило его так круто изменить свою позицию? — На мгновение она замолчала, нетерпеливо покусывая губу. — Подожди-ка! С кем он разговаривал по телефону? Что это за так называемый источник в Борнмуте? Ну конечно же! Теперь мне все понятно. — Она глубоко, с облегчением вздохнула. — Это господин Бенни Бантер Лэндлесс.

Он кивнул в знак согласия.

— Так вот почему Грев так извивался и выкручивался, когда я говорила с ним о своей статье! Должна была еще тогда это понять. Оказывается, дрессировщик щелкал над ним хлыстом!