Двадцать минут спустя Матти спустилась по широким ступеням гостиничной парадной лестницы в фойе и скользнула в комнату для завтраков. Там была небольшая группа любителей раннего вставания. Она выбрала отдельный столик, подальше, и села ко всем спиной, горячо надеясь, что здесь ее никто не побеспокоит. Зарывшись в газету «Экспресс», она делала вид, что работает, а не борется с похмельем.
От первой чашки кофе не было никакого толку, но вторая принесла некоторое облегчение. Головная боль постепенно отступала, и у нее вновь пробудился интерес к остальному миру. Возможно, теперь она выдержала бы, если кто-нибудь и перебросился с ней парой слов в легкой утренней болтовне.
Оглядевшись в уютной викторианской комнате, Матти заметила еще одного политического корреспондента. Поглощенный разговором с министром, он явно не хотел, чтобы его беспокоили. Были еще двое, которых она, кажется, знала, но не была в этом уверена. За соседним столиком сидел незнакомый молодой мужчина, который в одиночку заканчивал свой завтрак. Ее внимание привлекла куча бумаг и папок на соседнем с ним кресле. И бумаги, и некоторая академичность в его одежде навели ее на мысль, что, скорее всего, это один из партийных чиновников, с которым она еще не была знакома. На папках она разглядела небрежно нацарапанную фамилию — К.Дж. Спенс.
Массированная бомбардировка кофеином давала о себе знать, Матти почувствовала, как в ней вновь просыпаются профессиональные инстинкты. И вот уже ее рука как бы сама по себе потянулась к неразлучной наплечной сумке — за списком внутренних телефонных номеров работников штаб-квартиры партии, который она когда-то не то выпросила, не то украла.
«Спенс. Кевин. Дополнительный 371. Опросы общественного мнения».
Спохватившись, что уже нахватала за утро кучу неприятностей из-за ошибок, связанных с этими опросами, Матти внимательно сверила фамилию в списке с той, что была на папках, но все в точности сошлось, ошибки не было. Сарказм редактора уничтожил ее веру в подкинутые данные последнего опроса, но не будет ничего плохого, если она попробует узнать, каковы на самом деле проценты, так ее взволновавшие. Она перехватила его взгляд.
— Кевин Спенс, если не ошибаюсь? Из штаб-квартиры партии? Матти Сторин из «Телеграф». Я недавно работаю в этой газете, но одна из моих обязанностей — знать все руководство партии. Не возражаете, если я выпью с вами чашечку кофе?
Кевину Спенсу было 32, но выглядел он старше своих лет. Не женат, вся карьера связана с работой в штаб-квартире партии, за которую он получал жалованье в 10 200 фунтов, настоящий кадровый партийный бюрократ. Он согласно кивнул головой, и вскоре они погрузились в разговор. Спенс был довольно застенчив, ему польстило, что его узнал кто-то из газеты, и минутами позже он уже с воодушевлением детально рассказывал ей о своей работе и тех регулярных данных об эволюционных процессах в общественном мнении, которыми в дни конференции он снабжал премьер-министра и членов военного комитета партии. Да, признал он, они действительно всерьез принимают данные опросов населения, несмотря на то, что о них говорят на телевидении. По его мнению, некоторые из них воспринимали результаты опросов даже слишком серьезно.
— «Слишком серьезно?» Что вы имеете в виду? Это же все-таки результат вашей работы, не так ли?
Спенс несколько педантично рассказал ей о недостатках и слабостях опросов, допустимых рамках погрешностей, которые надо всегда учитывать, искажениях в данных, которые при всем старании проскальзывают иногда и портят картину.
— Да, нечто подобное я только что видела, — заметила Матти с огорчением. Она никак не могла забыть о неприятностях раннего утра.
— Что вы имеете в виду? — резко спросил Спенс.
Взглянув на него, Матти увидела, как все лицо любезного чиновника заливает краска, из глаз исчезает бодрый блеск. Спенс не принадлежал к числу опытных, закоренелых политиков, искусных в сокрытии своих чувств, душевное смятение четно отразилось на его лице. Но почему он так разволновался? Матти мысленно ущипнула себя. Не может же быть, чтобы эти проклятые цифры были настоящими! За это утро Матти уже достаточно накувыркалась, но, злясь на себя, решила, что если она прыгнет и шлепнется еще разок, то вряд ли это расширит брешь, уже пробитую в ее профессиональной гордости.
— Я имею в виду то, Кевин, что последние данные очень удручают. Прежде всего, это упоминание о 31 проценте.
С каждым ее словом щеки Спенса все больше краснели. Он потянулся к своему чаю, надеясь, что выиграет какое-то время, чтобы подумать, но рука его мелко дрожала.
— И потом, знаете ли, эти 24 процента у премьер-министра, — продолжала Матти. — Я не помню, чтобы какой-нибудь другой премьер-министр был так непопулярен.
Чай в руке Спенса стал выплескиваться через края чашки, и он быстро поставил ее на блюдце.
— Не знаю, о чем вы говорите, — пробормотал он, не поднимая глаз от салфетки, которой он, как промокашкой, старательно убирал брызги чая со скатерти.