Карточный домик

– Дело не в том, верю я в твою теорию или нет, Мэтти. Просто я очень хорошо к тебе отношусь и не хочу, чтобы ты впуталась во что-то такое, с чем мы оба не сможем справиться и что причинит тебе много боли. Если честно, я боюсь, что ты уже слишком далеко зашла. Неужели оно того стоит?

Стоило ему произнести последнюю фразу, как он понял, что этого не следовало говорить. Он не знал, почему, но почувствовал, как тело журналистки напряглось и стало как будто чужим, словно его поглотила холодная раковина, разделившая кровать на две части.

– Проклятье, Джонни, я буду бояться еще сильнее, если окажется, что я права, но никто ничего по этому поводу не сделал! – сердито сказала Сторин. – И, черт тебя подери, не ты ли меня убеждал заняться этой историей?

– Это было до… ну, до того, как ты оказалась в моей постели и жизни. Для меня то, что происходит между нами, – не очередная интрижка, я действительно хорошо к тебе отношусь, очень.

– Значит, так: забудь про проклятую историю и сосредоточься на потрахульках. А остального – спасибо, не надо. Я позвала тебя в свою постель, Джонни, но я не твоя собственность.

Мэтти откатилась от своего друга, чтобы он больше не мог видеть ее лицо. Она чувствовала его смущение и боль, но как она могла рассказать ему, что теперь чувствовала? На нее снова навалилась паника, когда он предложил ей выбор – карьера или его любовь. «Господи, все повторяется», – подумала женщина.

– Послушай, Джонни… – Она с трудом подбирала слова. – Ты мне нравишься, очень, и ты это знаешь. Но карьера имеет для меня огромное значение. И эта история – тоже. Я не могу допустить, чтобы что-то встало на моем пути. – Несколько мгновений, наполненных болью, корреспондентка молчала. – Возможно, мы совершили ошибку.

– Что ты такое говоришь? Прощай? И все? – охнул Джон. – Ты на несколько ночей затащила меня в свою постель – так, будто я последний пещерный человек на Земле, а потом… отвали? Что это? Очередная черточка на спинке кровати?

Его сарказм потряс Сторин и причинил ей новую боль.

– Ты был мне нужен, Джонни. Мне требовался мужчина, а не отношения на всю жизнь. Я хотела снова почувствовать себя женщиной, я уже так давно…

– Отлично. Вокруг полно мужиков, но ты выбрала меня… Я не думал, что все так просто, Мэтти. И мне жаль, что ты потратила на меня силы, – в голосе Краевски появилась горечь, сдобренная гневом.

– Джонни, остановись! Так нельзя. Не заставляй меня говорить то, что я не думаю. Ты мне нравишься, очень нравишься, и в этом главная проблема.

– Проблема? Ну, я рад, что тебе удалось с ней справиться. – Мужчина сухо рассмеялся и стал смотреть в потолок.

Мэтти зарылась лицом в подушку. Женщина не хотела причинить ему боль, но как она могла объяснить ему, чтобы он понял? Она еще никому не рассказывала в Лондоне, но, может быть, теперь для этого пришло время?

– Когда я жила в Йоркшире, – начала она, запинаясь, – я была очень близка с одним человеком. Мы знали друг друга с детства, и все считали, что наши отношения… навсегда. Никто меня не спрашивал, люди просто так решили. Но я хотела чего-то большего, и когда он заставил меня сделать выбор между ним и моей карьерой, я выбрала карьеру. Для меня это единственный способ сосуществовать с самой собой, Джонни! – вскричала она, как будто боялась, что друг не поймет и не примет ее объяснения, и холодное выражение на его лице сказало ей, что так и есть. – Но… он сломался. Присылал мне письма, умоляя вернуться, звонил по ночам; частенько я видела, как он стоит в конце нашей улицы, ждет меня часами, иногда целую ночь… – Журналистка сделала глубокий вдох, словно воспоминания отняли у нее все силы. – А потом произошла автомобильная авария. На длинном пустом участке дороги он влетел в дерево. Спасателям пришлось разрезать машину, чтобы его достать. Когда я узнала, у меня было ощущение, будто это я во всем виновата, будто я разбила машину. Понимаешь, я страдала из-за чувства вины и одновременно злилась на себя за это. Но я же не сделала ничего плохого!

Она отчаянно хотела оправдаться, убедить Джона, что не виновата, но ее глаза наполнились слезами боли и вины, которые по одной начали катиться у нее по щекам.

– Мне потребовалась вся моя воля, чтобы заставить себя пойти в больницу, и часы, проведенные в приемной, были самыми одинокими в моей жизни, – простонала девушка. – А потом пришла медсестра и сказала, что он не хочет меня видеть. Никогда. И я осталась стоять посреди больничного коридора, чувствуя себя совершенно и абсолютно бесполезной.

Она изо всех сил пыталась взять свои эмоции под контроль, но воспоминания разбередили старые раны.

– Он хотел получить все или ничего, Джонни, – бормотала Мэтти. – Я действительно его любила, но причинила ему только боль и превратила его любовь в ненависть, которая… чуть его не убила. Вот почему я уехала из Йоркшира, Джонни, чтобы похоронить то ощущение бесполезности и вины в работе. Знаешь, ты мне слишком сильно нравишься, и я не смогу еще раз все это пережить.