— До встречи там, мисс Харлоу, — повторил он ее слова.
Вежливо сделав реверанс, Эмма направилась к дверям библиотеки, а оттуда, снова в сопровождении дворецкого, к выходу, размышляя по дороге над тем, как удачно все прошло. Но оставим ее, пока она идет бесчисленными комнатами дома, и вернемся в маленький внутренний дворик, потому что самое главное сейчас — это не то, что думает Эмма, и тем более не то, о чем могут думать дворецкий или восторженная Дейзи, которая поджидает свою юную госпожу в просторном холле и еще не знает, что через считанные недели ей уже не придется дрожать за свое место, поскольку она получит неуклюжее, но вполне серьезное предложение в виде кольца, спрятанного в черничном бисквите и лишь чудом ею не проглоченного. По-настоящему важно то, о чем думает пребывающий в замешательстве Монтгомери Гилмор. Проводив Эмму, он снова уселся в кресло и сейчас с задумчивым видом поглаживал книгу, которую она ему оставила. Он провел толстыми пальцами по выпуклым буквам, составлявшим фамилию автора и напечатанным под названием, и покачал головой то ли недоверчиво, то ли восхищаясь тем, на какие неожиданные повороты, достойные циркового акробата, способна жизнь. Он должен сделать так, чтобы Англия поверила, что марсиане прилетели на Землю с намерением завоевать ее.
— Герберт Джордж Уэллс… — вновь прошептал он. Затем глубоко вздохнул, покорно улыбнулся и, с симпатией посмотрев на своего пса, воскликнул: — Ты можешь в такое поверить, Этерно?
Золотистый ретривер бросил на него взгляд, который он оценил как сочувствующий.
XVIII
Монтгомери Гилмор вернулся в Англию спустя два года после своей смерти. Приехав в Лондон, он первым делом отправился на некую маленькую площадь в Сохо, в центре которой стояла бронзовая скульптура человека, вошедшего в историю под именем
Кучка голубиного помета, упавшая на голову статуи, заставила его недовольно поморщиться. Он уже побаловал себя созерцанием скульптуры, и незачем было дольше оставаться здесь, чтобы из первых рук узнать обо всех невзгодах, поджидавших статую до тех пор, пока кто-нибудь не распорядится ее снести: медленное, но смертоносное воздействие дождя, ветра и времени, художества и атаки вандалов, нещадный обстрел со стороны бесчисленных поколений голубей, этих милых птичек. Да, этот позор был более чем достаточной приметой будущего. Мюррей сочувственно улыбнулся статуе и не спеша зашагал в сторону Грик-стрит, здороваясь с попадавшимися навстречу прохожими вежливым кивком головы. Он довольно усмехнулся, убедившись, что его никто не узнает. Правда, это его особенно и не волновало, поскольку даже если бы кто-то его признал, то, вероятно, решил бы, учитывая увлечение англичан спиритизмом, что перед ними призрак Гиллиама Мюррея. Ведь в призрак легче поверить, чем в то, что кто-то способен с таким мастерством симулировать свою собственную смерть.