Сьюзен находилась в центре просторного встроенного гардероба, превышающего по своим размерам среднюю спальню. В гардеробе на вешалках висели деловые костюмы, белые крахмальные рубашки для официальных приемов, одежда на каждый день, брюки, спортивная одежда. На полках стояли ботинки, туфли, шлепанцы. И все это было мужское. Посередине, в простенке, висели две фотографии: одна — статного, представительного мужчины лет двадцати пяти — тридцати, и вторая — женщины лет сорока с лишним. Скрытая за зеркалом потайная дверь в комнату-сейф — ту самую, из которой она извлекла металлический кейс, — оставалась открытой. Сьюзен всеми силами старалась не смотреть не только на фотографии, но и на саму тайную комнату; ей казалось, что уже одним этим взглядом она проникнет в какой-то сокровеннейший секрет Стефана, в его внутреннее святилище, куда вход заказан всем, кроме него. По телефону он сообщил ей код к замку потайной комнаты, из которой надлежало достать металлический кейс и передать его Майклу. Присовокупив к этому, что она должна вручить Майклу кейс немедленно, больше он ничего не добавил.
Оставшись одна, она сбросила маску суровой недоступности. Силы вдруг покинули ее. Девушка сползла по стенке полированного комода, к которому перед тем прислонилась, и опустилась на пол. И тут нахлынули слезы: слезы огорчения и страха, слезы, которыми она оплакивала нескончаемые потери. Это началось примерно год назад, когда события вышли из-под контроля. Тогда мир, казалось, перевернулся. И вот теперь, едва ей показалось, что жизнь возвращается в нормальное русло, мир снова рухнул. Она и Стефан переживали глубокую утрату, к которой не были готовы, с которой и по сей день еще не смирились. Трагедия сблизила их, каждый искал помощи и сочувствия. А когда и Стефан пропал, она осиротела полностью. Исчез единственный человек, который мог бы как-то направить ее в этой жизни, и больше ей не к кому было обратиться. Он всегда готов был прийти на помощь: помог ей устроиться — сперва ассистентом к окружному прокурору, потом взял в свою собственную адвокатскую контору, где всячески способствовал ее продвижению. Она была обязана ему всем.
Она не допускала, чтобы посторонние видели, как ей больно, были свидетелями ее слез и слабости. Но наедине с собой она позволила сердцу излить накопившуюся муку. Ее тело сотрясалось от рыданий, по щекам текли слезы. Она позволила всему этому происходить ровно пять минут. Потом все прекратилось так же внезапно, как и началось. Прибегнув к технике йоги, она освободила ум от мыслей, выбрала слово-мантру и постаралась обрести внутренний покой; он ускользал, но в какой-то мере ей все же удалось восстановить душевное равновесие. Поднявшись на ноги, она переступила порог потайной комнаты. Свет там все еще горел, освещая комнату-бункер, тайное убежище на случай кризиса или взлома. Но сегодня эта комната не сослужила службу, для которой ее создали.
Сьюзен вошла внутрь. В помещении восемь на десять футов одну стену заполняли мониторы безопасности, на каждом из которых отображалось происходящее в том или ином помещении дома. В гостиной Майкл Сент-Пьер пытался вскрыть черный кейс; Поль Буш в библиотеке не сводил глаз с экрана компьютера. Во всех остальных частях дома царили тишина и спокойствие. Оторвавшись от мониторов, Сьюзен переключила внимание на противоположную стену. Там стоял шкаф с пистолетами в выдвижных ящиках, со стеклянной дверью, но без замка: ведь вся комната была одним большим сейфом. Несколько секунд она испытывала сильное искушение выбрать себе какое-нибудь оружие, но передумала. Хотя эти двое, что находились сейчас в доме, были для нее, по сути, незнакомцами, все же она ощущала, что от них не исходит опасности.
А когда она перевела взгляд на третью стену, у нее перехватило дыхание — точно так же, как это было несколькими минутами ранее, при входе в комнату. Стена пестрела фотографиями. Она рассмотрела каждую — всего более сорока — с завернувшимися уголками, выцветшую от времени, побледневшую. Фотографии, тщательно организованные по хронологическому принципу, крепились кнопками. И хотя ни на одной из них не фигурировал сам Стефан, они сказали ей гораздо больше того, что она знала об этом самом близком для нее человеке до сих пор.
Шкаф, из которого она выдвинула ящик с пистолетами, остался открытым. Она потянулась к ручке стеклянной дверцы, чтобы закрыть его, когда ее взгляд упал на красную папку, пухлую, битком набитую бумагами. На обложке стояло: «Майкл Сент-Пьер». Сьюзен взяла папку в руки. Она не сразу решилась открыть ее, но затем отбросила сомнения: сейчас неподходящий момент для личных тайн.