Читаем Карпинский полностью

К СМЕРТИ МОЕЙ ОЧЕНЬ ПРОШУ ОТНЕСТИСЬ ТРЕЗВО.

Прошу отвезти на санях прямо из города».

Почему-то ему представляется, что это произойдет зимой. Умрет он летом.

Прилагает записку: «Конверт с надписью «На случай моей смерти» находится в левом нижнем ящике письменного стола».

И внизу пририсовывает ключ, которым открывается левый книжный ящик письменного стола.

О, не нужно думать, что, готовясь к смерти, и неподвижно сидя в кресле, и вслушиваясь в писк цыплят, кося глазом на быстрые их клювики, он поставил крест на своих научных замыслах. Как бы не так! У него их столько, что хватило бы еще на две семидесятилетние жизни, но ведь он прекрасно знал, что сфера науки необъятна и что здесь так же, как и во всем, надо мириться с ограниченностью человеческих возможностей. Мечтать можно лишь о том, что твои замыслы претворят в жизнь ученики, и, таким образом, ты, твой научный поиск не кончаются, а значит, останется живою самое главное в тебе — мысль. И в этом его мечты реальны, учеников много, а он им оставит для решения столько научных проблем, что их всех — а это уже сотни жизней! — не хватит, чтобы их решить.

А президентство... Что же, президентство. При его-то огромном опыте руководить столь уравновешенным и стабильным учреждением нетрудно. Академики меняются, академия остается неизменной. Пост президента всегда был скорее почетным, нежели сложным, для исполнения. И он не сомневался, что благополучно отпрезидентствует (а такой неловкий жаргонный глагол был в ходу у ученых) столько, сколько отпущено ему будет лет для жизни.

Таким образом, итог  ж и з н и  (быть может, в этом месте своих рассуждений он вздрогнул — шутка ли, итог жизни — и цыплята с оглушающий писком посыпались с его плеч и колен), итог жизни получался чрезвычайно счастливым и вместе с тем грустным.

Исполнились все его желания. Исполнились самые заветные его желания, в которых и признаться самому себе на заре жизни не решался. Он познал дружбу, верность. Счастливое супружество, которое длится уже почти четыре десятилетия. Счастлив он в своих детях и внуках. Не все у них, правда, ладится — так ведь не бывает, чтобы уж все было гладко. Карпинский был счастлив в своей работе, не потерял пылкого влечения к ней до сих пор. Сочинения его признал ученый мир.

Пост президента одной из прекраснейших академий мира — достойное увенчание его карьеры.

Ему уже нечего больше желать!

Но ведь  и с п о л н е н и е  ж е л а н и й  — это конец...

<p>Часть вторая</p><p>Исполнение долга</p><p>Глава 1</p><p>Революция</p>

Нет, не дано ему было мирно восседать в президентском кресле, наслаждаясь почетом и подумывая о покое, в котором он уже нуждался и который так любят старики. Великое событие, повернувшее ход истории современного человечества, перевернуло жизни миллионов людей, перевернуло и жизнь Карпинского. Если бы она оборвалась в июне — июле 1917 года, каким бы остался Александр Петрович в памяти потомства? Кабинетный ученый, избегавший мирской суеты и сделавший прекрасную карьеру; в конце концов заурядная судьба! В ней не хватает, право же... молодости; читатель не согласен? В возрасте, которому свойственно безрассудство, он был немножко слишком рассудочен. На восьмом десятке судьба отмечает его печатью «блаженства», коей награждает она посетивших «сей мир в его минуты роковые». Величественная, но и безмерно трудная доля! Молодость не вернешь, и редко кому дано вновь вкусить от нее, почувствовать ее, исполниться свежих сил. Судьба Карпинского не заурядна, а неповторима и уникальна.

С чрезвычайной четкостью жизнь его, следовательно, и жизнеописание распадаются на две половины. Только что закончилась первая, охватывающая 70 лет; будущие 20 совсем на них непохожи! Раскрываются качества, о которых мы и не подозревали (возможно, и он сам!). Увидим Карпинского — борца, публициста, оратора. Его глубокое понимание культуры в ее совокупности, его любовь к музыке, живописи — они известны были лишь друзьям; теперь они помогают выработать правильное отношение к духовному наследству прошлого, что чрезвычайно важно было на посту президента в этот период. Порою биография его во второй части сливается с историей Академии наук. Иначе и не могло быть. В связи с этим следует принять во внимание следующее обстоятельство. Целый ряд документов, выработанных при его руководящем участии, подписан не им, а его ближайшими сотрудниками, но документы эти имеют право на публикацию в его биографии.

Итак, жизнь его начинается как бы сначала...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии