Карман ворон

– Моя клятва тебе будет верна так же, как та, что дается в церкви. И любая девушка поймет по этому кольцу, что ты связан обещанием. Носи его до Майского кануна. Носи и думай обо мне каждую ночь. Носи, пока твоя кожа не остынет и сердце не перестанет биться. А когда ты наконец будешь лежать под землей, я буду долго танцевать на твоей могиле и заливаться соловьем.

Босоногая, в разодранном платье, я понеслась прочь из замка и, добежав до озера, рухнула под терновником. Моя теплая кровь пропитывала его корни, а в широко распахнутых глазах отражались небеса.

Апрель Месяц боярышника

«Прости, забудь, – взмолился он, —
Забудь, как злой и страшный сон.
Позволь без мук чуть-чуть пожить,
Навечно глаз не дай закрыть».

«Нет, не смогу тебя простить,
Предательства мне не забыть.
И лишь земля тебя примет в объятья,
На твоей могиле станцую от счастья».

«Баллады Чайлда», баллада 295

1

Сегодня я весенняя птица, чье кукование разносится по лесу. Деревенский люд улыбается, слыша мою песню: зима закончилась. Королева Зимы уходит, и на смену ей приходит королева Мая. Дети прыгают через веревочку, и лишь мне слышны слова напеваемой ими песенки:

Кукушка на вишне в пышной листве,
Добрая птица, прокукуй же ты мне,
Сколько осталось мне жить не тужить:
Год… два… три… четыре…

Детям известно то, что их родителям неведомо. Они лучше понимают мир. Дети знают, что в лесу живут ведьмы, а в тихом озере водятся змеи. Они знают, что, если наступить на трещину, их мать поплатится за это жизнью[29]. И они знают, что королева Мая, несмотря на молодость и красоту, все равно жаждет их юной плоти и ее нужно умилостивить подношениями.

Не знаю, сколько я так пролежала под терновником. Но когда пришла в себя, уже опустилась ночь. Сверху светили звезды. Надо мной сияли Корвус – Ворон – и Венера под его распахнутым крылом[30]. Я попыталась сесть. Тело занемело от холода. От меня разило кровью и потом – моими собственными и ненавистного доктора. Руки избороздили глубокие порезы. От платья остались кровавые лохмотья. Но я снова обрела свободу, и сидеть под звездами, зная, что мое долгое ожидание закончено, было невероятно.

На одной из нижних веток терновника угнездилась белоголовая ворона. Я зашевелилась, она спрыгнула вниз и внимательно уставилась на меня, задрав голову. В свете звезд она выглядела игрушечной и, казалось, улыбалась.

– Снова ты, – сказала я.

– Кар!

– Я сделала, как ты сказала. Я освободилась от него.

– Не совсем, – ответила белоголовая, – осталось сделать еще одну вещь.

– Какую?

– Приходи ко мне на исходе Молочной луны, в Майский канун, когда волшебное дерево будет в полном цвету. Мы встретимся с тобой лицом к лицу в нашей собственной коже и отпразднуем твое возрождение.

Ворона улетела, а я отправилась домой на остров. Я обработала раны буквицей лекарственной, лампадным маслом и вином. Завернулась в одеяла и меха и проспала двое суток кряду. Проснувшись в лучах рассветного солнца, я слилась сознанием с выдрой в озере. Я охотилась, плескалась, играла с выдрятами, ела рыбу, грелась на солнышке и оставалась в шкуре выдры так долго, что чуть не позабыла: я – спящая девушка, ставшая во сне выдрой.

2

Так я провела пару следующих недель – спала в своем теле и целыми днями странствовала. Я носилась по пустоши дикой лошадью и жаворонком парила над бескрайними голубыми холмами, была скрученным, как змея, зеленым папоротником и клюющим падаль черным дронго. Я странствовала днями и возвращалась вечерами. И с каждым днем становилась сильнее, сильнее и увереннее в себе.

В обличье сороки я услышала о смерти доктора. «Ведьмовство», – шептались слуги. «Безумная Мэри», – переговаривались деревенские. Как бы то ни было, тело захоронили тайно в безымянной могиле на краю церковного кладбища. Неясытью я наблюдала за тем, как его опускали в землю, и, когда все ушли, из уважения к усопшему оставила на могиле камень с руной хагалл и голову черной крысы.

Неделю назад я решила покинуть маленький остров. В лес снова наведались люди Уильяма с луками и охотничьими собаками. Свою лодку я спрятала на дальнем берегу озера – в пещере, за завесой водопада из горного ручья, разбухшего на весенних дождях. Места в пещере хватило не только для лодки, но и для всех моих пожитков, включая постель. Вода помешает собакам учуять меня. Здесь, на дальнем берегу озера, я слышу звуки их бесплодных поисков.