Наверное, он поменялся с Уильямом спальнями в надежде на мой приход. Возможно, и предназначенное мне письмо читал, а может, и диктовал. Зная мой характер, он закинул удочку и просто ждал, когда я заглочу наживку, даже понимая: под наживкой острый крючок. И, конечно же, у него с собой нож. Все, что ему нужно для снятия заклятия, – кровь моего сердца, пролитая в Воронье полнолуние.
– Я поймал ее, мой господин! Скорее сюда! – громко закричал мужчина.
Откуда-то из-за занавески раздался приглушенный голос, я узнала: это Уильям. Вскоре сюда прибегут слуги и охранники с копьями и обнаженными мечами. Вскоре шторы распахнут, открывая вид на призрачную луну…
Доктор дернул меня к себе, прижимая мои руки к постели. Раздался треск рвущегося шелка. Говорят, одежда мертвых недолговечна, и платье апрельской невесты не устояло под грубой силой. Оно натянулось и порвалось на груди. Меня вдруг прошил страх.
Мужчина смеялся, удерживая меня.
– Что ты собиралась сделать? Хотела соблазнить моего господина в краденом наряде?
Возможно. Мне все еще хотелось верить.
Глаза все видели, уши все слышали, а сердце не могло вынести правду. Похоже, и не сможет, пока в него не воткнется клинок.
– Глупая шлюха, – хохотнул доктор. – Как ты могла поверить, что он полюбил одну из вас?
– Мы везде, сэр, – дрожащим голосом ответила я. – В воздухе, которым вы дышите, в тенях под вашей постелью. И когда вы умрете и ляжете в могилу, мой народ будет питаться вами.
Он со смехом притянул меня ближе.
– Смелые слова.
Теперь я чувствовала его мускусный запах, горячее и дикое возбуждение. Он не испытывал страха. Вообще! Его переполняла эйфория от приближающегося насилия.
«Они думают, что знают меня, – подумалось мне. – Они принимают меня за одну из своих деревенских девок. Думают, я буду сопротивляться, кричать, плакать и позволю им забрать у меня все, что им заблагорассудится…»
Страх отступил. Даже злости не осталось. Волк не злится, вонзая клыки в охотника. Ворон не злится, клюя падаль. Что-то поднималось во мне волной и росло; шипело и бросалось атакующей змеей; вспархивало спугнутой стаей птиц. Я дралась, брыкалась, царапалась и кусалась, пока каким-то образом не выскользнула из своего тела и не зависла безмятежно над двумя истерзанными фигурами на кровати. Кто-то сорвал с окна штору, и комнату наполнял солнечный свет, и кровь – о, крови было так много! – заливала все золото покрывала…
Затем, как брошенный в воду камень, я упала в свое тело. Мое платье было разодрано, грудь болезненно теснило. У постели в ночной рубашке стоял Уильям – белый, как Воронья луна.
– Боже мой, что ты наделала?
Я попыталась сделать вдох. Больно. Я поерзала под тяжестью мертвого тела доктора. Свадебное платье пропиталось кровью. Изрезанные руки кровоточили. Но мужчина был мертв, и, спихнув его с себя, я обнаружила в своей руке нож, ухмыляющийся, как вспоротая глотка.
Меня душил смех, и я засмеялась. Все это было уже слишком: мертвый мужчина, Воронья луна и Уильям, глядящий на меня так, словно сам Владыка Смерти спустился забрать его душу. Все это было слишком ужасно и слишком абсурдно. Оставалось только смеяться. И смех гигантской волной взметнул меня в небо цвета примулы семенами чертополоха, фейерверками и звездным светом.
Уильям упал на колени. Я смотрела на него сверху вниз. Себя видела тоже, но я не имела значения – бедная смугляночка в порванном платье. Мне почти было жаль ее. «Отпусти ее, – сказала я себе. – Пусть ползет умирать, подобно пойманной в капкан лисице». Я наконец освободилась от нее, вновь став свободной и безымянной.
– Смилуйся, – взмолился Уильям, – я был не прав. Совершил ошибку. Прости меня.
– Простить? – повторила я за ним. Мой голос исходил не только от смуглянки, но и отовсюду: с высоты небес; с пустоши, где пасутся овцы; из-под земли, в которую уходят корни; от набухших бутонов, что вот-вот расцветут. – Ты назвал меня уродливой шлюхой. Солгал мне и предал меня. Но что хуже всего – дал мне имя. А когда я стала твоей, выбросил меня как ненужную вещь. Как тебя простить?
– Позволь мне жить, – простонал Уильям. – Пожалуйста, пожалуйста, освободи меня.
Я моргнула. Это вернуло меня в тело смуглянки, и я снова смотрела на мир ее глазами. Я чувствовала боль, кружилась голова, но как же приятно было видеть Уильяма на коленях передо мной, улыбаться ему, ощущать кровь на своих руках и знать, что в конечном итоге я победила.
– Я дам тебе обещание, любовь моя. – Я сняла с окровавленного пальца обручальное кольцо. – Прими его в знак моей доброты и милосердия.
Уильям взял кольцо с перекошенным от страха и отвращения лицом.
Я шагнула к нему. Мое отражение в его глазах стояло тенью приближающегося лета.