Karmalogic

«Если хочешь быть счастливым, будь им».

Козьма Прутков

Кто за счастье берется, тому оно и достается

В классической философии понятие позитивного имеет два дополнительных смысла, кроме общеупотребимого. Они помогают лучше понять, как работает закономерность, зафиксированная Джемсом.

Гегель назвал одну из своих ранних работ «О позитивности христианской религии»[1020], сообразно с главной идеей — христианство является позитивным в смысле его сознательной принудительности, т. е. «позитивности», которую религиозный дух проявляет по отношению к изменчивым жизненным обстоятельствам, в отличие от религии естественной, которая подстраивается под эти обстоятельства. Христианство позитивно меняет человека по готовому образцу, тогда как естественная религия допускает избыточную вариативность. То есть позитивность является сознательно достигаемым качеством, которое требует дисциплины и волевых усилий при достижении ценности, в которую мы верим.

Другое понимание позитивности предложил французский философ первой половины XIX века, основатель социологии (он предложил сам термин «социология») Огюст Конт, который под позитивностью понимал подтвержденность теории фактами. Термин «позитивный» он применял к знаниям и четко разделял позитивные, то есть эмпирически подтвержденные, подлинные знания и знания, не подтвержденные опытом, а следовательно, с точки зрения науки сомнительные — например метафизические и религиозные[1021].

Как видно, это два почти противоположных понимания позитивности, однако общим является то, что позитивность утверждается благодаря человеческим действиям: или же вопреки фактам, или опираясь на них, человек выстраивает свой мир уверенности. Главное — человек не идет на поводу у обстоятельств, не ищет невозможного, а расширяет поле своих возможностей.

«Мы считаем самоочевидными следующие истины: что все люди сотворены равными; что они наделены своим Создателем определенными неотчуждаемыми правами, среди которых право на жизнь, свободу и стремление к счастью».

Декларация независимости (США).

Наше счастье в наших руках

Историки французской школы «Анналов» утверждали, что, несмотря на трудные жизненные условия, человек эпохи Средневековья был не менее счастлив, чем наш современник[1022]. Средневековый человек трепетал перед Богом, дьяволом, чумой, неурожаем и гневом сеньора. Средняя продолжительность жизни тогда была в два раза меньше современной, питание во много раз хуже, а медицина для обычного горожанина и вовсе была недоступна. Но люди жили, любили, рожали детей, совершали великие открытия и одерживали славные победы. Как им это удавалось?

Один из механизмов психологической устойчивости средневекового общества раскрыл великий русский историк и литературовед Михаил Бахтин, разработавший концепцию смеховой или карнавальной культуры. Возможность погрузиться в атмосферу счастья средневековому человеку давал карнавал — безудержный праздник, разрывавший череду серых будней. Через карнавальный смех шло освобождение: «Карнавальный смех, во-первых, всенароден (всенародность, как мы говорили уже, принадлежит к самой природе карнавала), смеются все, это — смех на миру; во-вторых, он универсален, он направлен на все и на всех (в том числе и на самих участников карнавала), весь мир представляется смешным, воспринимается и постигается в своем смеховом аспекте, в своей веселой относительности; в-третьих, наконец, этот смех амбивалентен: он веселый, ликующий и — одновременно — насмешливый, высмеивающий, он и отрицает и утверждает, и хоронит и возрождает. Таков карнавальный смех», — писал Михаил Бахтин[1023].