Читаем Кармалюк полностью

Но вот, наконец, уплыли за спину последние лица солдат. Унтеры останавливаются и, как мужики, перевернувшие цепами обмолоченный сноп, вытирают пот со лба. Барабан и флейта смолкают. Устиму хочется оглянуться на строй, но земля так качается, что он напрягает все силы, чтобы устоять на ногах.

Данило несколько раз падал. Его отливали водой и тащили дальше. Когда его, наконец, выволокли из строя, он был мокрый, грязный, окровавленный. Казалось, он вот-вот отдаст богу душу. Но как только они пришли в казарму, он, сплюнув кровью, сказал со своей обычной беспечностью:

— Жив Данилка! А ты, Устим, чего не падал, как я наказывал? Гордость не позволила? А мне наплевать! Принял сто палок и — отдых. Меня этому еще в прошлый раз научили старые солдаты. А если бы я попер так, как ты, — без воды да отдыху, то жарили б меня черти в аду. А ну, покажи спину? Эва-а! — свистнул Данило. — До костей размолотили, черти! А у меня посмотри. Много порывов кожи?

— Почти нет…

— То-то, брат! — поучительно поднял палец Данило. — Ловкость — великое дело. Иного всю жизнь сквозь строй гоняют — и ничего. А другому полтысячи всыпят — и готов…

— Ну хватит! — сердито сказал Устим: ему неприятно было слушать, как Данило изо всех сил старается оправдать свое малодушие.

Выпив загодя припасенную кружку водки, Устим лег на живот, ему накрыли спину мокрой рубахой, и он не заметил, как уснул. Он тяжко стонал, ворочался. Ему и во сне виделось: его ведут сквозь бесконечный строй. Но бьют его не солдаты, а черти. И не окровавленными палками, а раскаленными железными прутьями.

В конце августа 1814 года из Каменец-Подольска вышла колонна солдат. Тут были и рекруты, и беглые, прогнанные сквозь строй, и вернувшиеся из арестантских рот. Среди этих ста одиннадцати человек шагали Кармалюк и Хрон. Направлялось это воинство «по предписанию херсонского военного губернатора генерал-лейтенанта и кавалера Дюка де Ришелье для препровождения в Крым к определению на службу в полки, там расположенные». Вели солдат на эту службу под усиленным конвоем.

Вышли из Каменец-Подольска поздно и в первый день преодолели только восемь верст. На ночлег расположились в селе Панивцах. У Кармалюка мгновенно созрел план побега. К самому селу подступали дремучие леса, огромными зелеными волнами перекатывавшиеся по предгорьям Карпат. Туда нырнул и — затерялся, точно иголка в сене. Искать особо усердно никто не будет: начальству ордонанс-гауза уже нет до них дела. А офицер не решится задерживать команду и посылать конвой на поиски, боясь, как бы и остальные не разбежались. Пошарят в ближайших лесах да и пойдут дальше.

— Я сегодня ухожу, — сказал Устим.

— А как же я? — растерянно спросил Данило.

— Сам решай.

— А может, все-таки до места дойдем, а? Спина еще не зажила. Как поймают да всыпят тысячи две, то не знаю, как ты, а я отдам богу душу.

— Нужно думать не о том, что будет, когда поймают, а о том, как уйти, чтобы днем с огнем не нашли. А ловят как раз тех, кто убегает затылком вперед. В Крыму у нас нет ни одного знакомого, а здесь полно своих людей. А из Крыма нам все равно нужно возвращаться сюда. Дорога не близкая, и сто раз можно угодить стражникам в лапы. А главное-то: уверен, что не доведут нас до Крыма, затребуют назад, закроют в тот же ордонанс-гауз.

— Почему? — испугался Данило.

— А потому, что из Литина придет бумага о поджоге пана Пигловского, Ивана Сала да и о других делах. И тогда петли или пули не миновать.

— Да что ты?! — совсем перепугался Данило. — Не может быть!

— Эх, Данило! Не нравится мне этот разговор. Я тебе еще в прошлый раз говорил: иду бить панов, а не шляться по лесам да побираться/ Я знал, какая кара меня ждет, если попадусь врагам в лапы. И тебя предупреждал: война будет не на жизнь, а на смерть! Что ты тогда сказал? «Двум смертям не бывать, а одной не миновать». Так? Какого же черта ты теперь юлишь?

— Та я ничого, — начал оправдываться Данило. — Я только так сказал…

Когда исправнику доложили, что в лесах опять появился Кармалюк со своими гайдамаками, он не поверил. Он думал, что кто-то из местных крестьян, его сообщников, решил пошалить, а грех свалить на Кармалюка. У него вот бумага лежит: Кармалюк и Хрон наказаны шпицрутенами и отправлены в Крым. Еще и недели не прошло, как он получил эту бумагу. Их, значит, и до Крыма не догнали. Наказали-то легко, только за побег из полка. Но в том вина Литинского суда: увлеклись розысками и допросами сообщников Кармалюка — а их вскрылось много! — и не отправили вовремя дело в комиссию военного суда. А у тех голова болит только за свое: наказали за побег и погнали в другой полк. А Кармалюка надо не в Крым, а в Сибирь загнать, на вечную каторгу. Да что там Сибирь, — в петлю его, гайдамаку! Ну, да это еще поправимо: перешлют дело в военную комиссию, и его опять поставят перед судом.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии