Проживая в недостроенном дворце в Эксе, расхаживая по немощеному двору или направляясь к боковой двери церкви Девы Марии, Шарлемань находил толпы людей, ждущих его появления. Когда он поднимался на маленькую галерею, внизу толпились люди из самых отдаленных уголков, чтобы обратиться к нему с просьбой или жалобой. Это были его новые подданные, христиане. Но кем в действительности был сам Шарлемань?
После тщательного обдумывания – его письмо показывает, что взвешено каждое слово, – он написал новому папе римскому: «С вашим благословенным предшественником я заключил договор о совместном духовном отцовстве… наш долг всегда и везде, с Божьей помощью, своими руками защищать церковь Христову от посягательств язычников и от разорения иноверцами и укрепить ее изнутри нашим признанием католической веры. Ваш долг, святой отец, помочь нам в нашей борьбе, воздев руки в молитве подобно Моисею так, чтобы… христианский народ мог всегда и везде одерживать победу над врагами святого имени Господа».
Это была большая ответственность, которую так обрисовал Шарлемань. В этом случае не требовалось взывать к королевской власти или к могуществу государства, а просто ставилась задача, которую следовало выполнить. Требовалось создать новое правление на западе Европы и осуществить предсказание Августина о рождении града Божьего.
Воплотить эту мечту в реальность было труднейшей задачей. За ее выполнение дикий король франков принялся со всей своей неиссякаемой энергией.
КОРОНА ИМПЕРИИ
Вначале Шарлемань обнаружил, что его духовенство не оказывает ему никакой помощи. Однако без мощной поддержки со стороны священников он не мог влиять на свой народ.
Предки франков ловко управлялись с топорами. Топоры с широким лезвием служили им хорошим подспорьем в битвах с врагами и при рубке леса. Подобно своим родственникам, данам и норвежцам, франки-первооткрыватели могли превратить лесную полосу в пригодное для пахоты поле и построить дом с дырой в крыше для выхода дыма и утрамбованным глиняным полом в период между весенним таянием снегов и осенними заморозками.
Естественно, они оседали на плодородных землях по берегам рек, удобных водных путей, снабжавших их рыбой, которую франки солили и сушили на зиму. С помощью топоров и тесаков они легко и быстро мастерили челны и рыбачьи лодки из высушенных шкур. На римских развалинах они разживались кирпичом, железными брусьями и, возможно, небольшим количеством свинцовых труб. Дом свободного поселянина предоставлял кров его живности: корове, свиньям, сторожевой собаке и, если он был состоятельным человеком, его лошади. Жена поселянина, если она была умной женщиной, могла украсить стены ткаными драпировками и дополнить кухонные горшки и вертела полотняными скатертями, а на кровать, вытесанную вручную, стелить полотняное постельное белье. Если муж обладал художественной жилкой, он вырезал на кроватных столбиках и спинках стульев узоры из крестов или свастик или образы святых с нимбами.
Будучи самообеспеченным, этот свободный поселянин предпочитал, чтобы его ферма не зависела от других и снабжалась собственной рекой и дубовой рощей; он также готов был пройти несколько лиг до соседней деревни со своим семейством, чтобы выпить эля на ярмарке, купить своей жене красивую застежку к накидке или сводить ее к причастию. Когда к власти пришел Шарлемань, типичный франк был на пути к превращению в фермера, а не воина, деревенского жителя, а не человека клана. Несмотря на это, он упорно цеплялся за свое неотъемлемое право выступать в суде, пить вволю и сохранять свою собственность для сыновей. Городская жизнь представлялась его независимой натуре добровольным заключением; он понятия не имел, что значит быть гражданином государства. Что касается Римской империи, франк считал ее легендой вроде подвигов Беовульфа, хотя эта цивилизация оставила следы, наподобие разрушенного акведука в Кельне, откуда можно было вывозить хороший строительный камень для нового монастыря горячо любимого святого Бонифация в Фульде.
Для сеньоров, фермеров и крепостных сырой и туманной страны франков церкви и монастыри стали средоточием изобретательства, науки и спасения души. Они сменили культ Вотана – хотя не полностью и не везде – в качестве мостика, ведущего к загробной жизни, которая, согласно прежним понятиям, переносилась в Валгаллу. Кроме того, так же как деревенский бейлиф (стражник) устанавливал законы для разрешения споров, так и деревенский священник лечил болезни прикосновением к священным реликвиям и, крестя детей, вкладывал в них души. В приходской школе сыновья лендлордов и простые миряне могли даже научиться работать по металлу – Эйнгард стал мастером этого дела в Фульде, – а также делать вино, писать письма или произносить нараспев «Отче наш». В таких городах, как Франкфурт (Франконовурд), с населением более 1000 жителей, в школе архиепископа смышленые ученики могли совершенствоваться в чтении и в способах изгнания бесов.