Карл Великий. Основатель империи Каролингов

В сонной Капуе король получил наконец долгожданные вести. Тассилон нашел умный ответ на требования Шарлеманя; он не рискнул покинуть Баварию, а вместо себя послал двух епископов, из которых один был Арно из Зальцбурга, в Рим просить папу Адриана помирить двух королевских кузенов. Дальновидная просьба – потому что папа пуще всего стремился сохранить мир. Шарлемань увидел в этом руку лангобардской женщины, которая его ненавидела.

Он быстро, как раз к Пасхе, привел своих приверженцев в Рим и преподнес в дар Адриану ключи от Капуи, сообщив о восстановлении в монастырях папского правления. Шарлемань встретил баварских епископов мягко. Арно он знал как человека совестливого и дружески к нему настроенного. Адриан убеждал Шарлеманя постараться сохранить мир между франками и баварами.

– Именно это я и хочу сделать.

Заявив, что он никогда не желал войны с их герцогом, своим вассалом, Шарлемань попросил только, чтобы они поручились за верность Тассилона, в которой столько раз клялись его отцу, ему самому и его сыновьям.

Однако, если бы посланцы поступили подобным образом, это означало бы, что они ручаются за верность Тассилона как подданного короля Шарлеманя. Арно чувствовал, что не может, по совести, так поступить:

– У нас нет полномочий подписывать это за своего господина герцога.

Франк немедленно попросил Адриана рассудить их. Разве не был бы Тассилон виновен, если бы отказался подтвердить клятву верности, которую он когда-то давал? Адриан не мог этого отрицать, а Тассилона не было, чтобы оспаривать это. Поскольку Адриан только что видел, как Шарлемань без боя усмирил гордых беневентанцев, Адриан вынес свой приговор Тассилону в выражениях, носивших отпечаток силы убеждения Шарлеманя.

– Тассилон будет предан анафеме, если откажется подтвердить свою клятву верности. Если герцог проявит бесчувствие к этим словам папы римского, Карл, король, и его вооруженное войско, если они выступят против Тассилона и его союзников, будут невиновны и им отпустятся все грехи, даже убийства и поджоги.

Получив моральное отпущение грехов, король франков покинул беспокоившегося Адриана. Арно и второй баварский посланец поспешили обратно в Альпы с новым грузом на совести. Однако Шарлемань не торопился давить на Тассилона папским рескриптом Адриана. Вместо этого он повел своих вассалов вместе с сыном Пипином на северо-восток к побережью Адриатического моря и когда-то величественному городу Равенне.

В Риме он восхищался новыми постройками Адриана – особенно прекрасно спроектированными римскими церквями Святой Марии в Космедине рядом с древними руинами Форума и храмом Святого Петра в Чаинсе. Адриан перестраивал Рим в мраморе, и Шарлемань пожалел, что у него нет таких архитекторов в Ингельхейме или Вормсе.

В Равенне короля дожидался умелый солдат Эрик, герцог Фриуля, страж горного хребта, за которым бродили авары. Там его также ожидали граф Вероны и другие франки. Шарлемань приказал им собрать свои войска, чтобы приветствовать своего короля Пипина. Таким путем он собрал небольшую, но боеспособную армию.

И тут случилось нечто непредвиденное. Шарлемань подпал под чары мертвого города. Каким-то странным образом город показался ему знакомым, хотя он никогда раньше в нем не бывал.

Забыв, по всей видимости, баварский кризис, Гримвальда и вынужденных заложников доброй воли Беневента, он рыскал среди осыпающихся стен, словно охотничья собака по следу. Круглую, поросшую мхом громаду гробницы Теодориха, прямоугольный, увенчанный куполом Витали с мозаичными портретами Юстиниана[24] и императрицы Феодоры, восхитительное пурпурное внутреннее убранство гробницы неизвестной женщины, Галлы Пласидии, где он чувствовал себя словно под сводом ночного неба, усыпанного золотыми блестками, – все это он внимательно осматривал, стараясь запомнить все подробности и детали.

Избрав дворец Теодориха своей резиденцией, Шарлемань шагал через двор к собору с куполом и просиживал там часами, изучая длинную колоннаду из разноцветных мраморных колонн.

Когда бы он ни входил в этот покинутый дворец, Шарлемань проходил мимо гигантской статуи Теодориха, короля готов, твердой рукой объединившего Италию. Гот Теодорих, разоритель, увековеченный в бронзе, стал великим Теодорихом, другом человечества. Шарлемань был потрясен.

Еще одно обстоятельство сильно потрясло его. Рим, несмотря на все его удивительные виды и возвышающиеся до неба здания, был все-таки творением языческого мира, недоступного франку. Тогда как Равенна строилась руками христиан в дни первых Отцов Церкви. Более того, на ней лежал отпечаток характера умных энергичных правителей, Теодориха и Юстиниана, – город стал памятником этим людям. Шарлемань читал писания Отцов Церкви – или ему их читали в обеденное время, – и теперь он смог очень хорошо оценить многочисленные проблемы раздробленной Италии, которые Теодор их и Юстиниан решили, хотя и разными способами. С интересом изучая дело их рук, Шарлемань расспрашивал у духовных лиц Равенны о подробностях жизни этих правителей.