Карл Маркс как революционер и экономист. От рабочих кружков к незавершенному «Капиталу»

Как нам удалось установить, трудности сопутствуют восприятию текстов Маркса не сплошь, а местами. Когда он излагает свои конечные выводы, получаются такие эффектные тексты, как «Манифест Коммунистической партии» или последние разделы I тома «Капитала». Предельно доступно для «необразованных». Но вот путь к его выводам постигать в его изложении действительно бывает трудновато. «Необразованные» довольствуются выводами, не вникая в их обоснование, – они доверяют престижу великого мыслителя Маркса. А вот «образованные» (некоторые, во всяком случае) не принимали выводов, не уяснив себе рассуждений, посредством которых получены эти результаты.

Далее, в отношении проблемы трудночитаемости, а точнее, труднопонимаемости рассуждений нами тоже было выяснено кое-что. Трудности возникают в связи с тем, что Маркс часто пишет одно, подразумевая другое.

Сказанное есть атрибут художественной прозы, ибо искусство не доказывает, а внушает. Чем более суггестивна проза, тем сильнее ее воздействие на читателя. Научный же нарратив требует не образного мышления, а логического. Мы берем в руки научный трактат Карла Маркса и, настроенные на восприятие научного сообщения, включаем свой аппарат рационально-логического мышления. Мы читаем, читаем, читаем этот текст – и никак не можем ухватить логику рассуждений автора.

Зная уже, что текст принадлежит перу выдающегося мыслителя и ученого, мы начинаем чувствовать некоторую ущербность. Нам кажется, что мы недостаточно подготовлены, а может, даже неспособны понять ход мысли читаемого автора (престиж последнего поднимается еще выше)…

Читателю невдомек, что он пытается схватить пустоту, что нормальная логика научного рассуждения там только имитируется, а на самом деле развитие мысли (которое, несомненно, имеет место) определяется иными, неэксплицированными факторами и закономерностями.

Подход к проблеме

Часть 1 нашего исследования посвящена рассмотрению научного коммунизма, то есть теории и практики Маркса – Энгельса. Теория рассматривается в Прологе, практика освещается в основном корпусе книги. Столь неравномерное деление листажа на части «теоретическую» и «практическую» обусловлено не нашим произволом или априорным намерением, оно сложилось как следствие характера нашего материала. На каждую часть выпало столько объема, сколько потребовалось, чтобы осветить основные моменты плодов наших изысканий. И если «теоретическая» часть оказалась вдесятеро меньше «практической», причину тому следует видеть исключительно в теории и практике научного коммунизма.

Принципиально новым моментом нашего анализа считаем мы акцент на рассмотрении Марксова метода изложения, включая, конечно, сообщения о фактах практики. Ибо и практика Маркса дана нам не в опыте, а в марксистском изложении – самого героя, его спутника, его друзей, знакомых и адептов. Таким образом, основным содержанием нашей работы является анализ высказываний.

Все сказанное позволяет охарактеризовать наш метод в целом следующим образом: мы рассматриваем марксизм как языковое явление.

«Прометей»

Феномен марксизма сформировался по образу и подобию его основоположника. Он был подготовлен всем ходом развития европейской культуры, начиная в особенности с Ренессанса. Векторная характеристика развития культуры содержала некую неопределенную группу составляющих с непредсказуемыми последствиями. В конце концов соответствующая потенция сложилась в однонаправленную силу, материализовавшись в фигуре Карла Маркса. В этом смысле его не могло не быть.

По правде, всех богов я ненавижу! —

восторженно цитировал Эсхила юный диссертант Карл Маркс.

Прометей – самый благородный святой и мученик в философском календаре, —

заключает Маркс предисловие к своей докторской диссертации[13]. Сообщая нам об этом, Меринг находит, что это было «исповедью человека, которому суждено было стать вторым Прометеем по своей борьбе и страданиям»[14].

Так, с легкой руки партийного биографа, фигура Маркса стала уподобляться фигуре мифического титана, укравшего небесный огонь и наказанного за то орлом, беспрепятственно терзавшим его печень.