Карьера одного борца

- Я не знаю этого, общественно ли оно или нет. Но я думаю, что вряд ли особенно справедливо выкидывать меня из общества, когда молодцы, занимающиеся делами гораздо более предосудительными, чем я, считаются в нем уважаемыми членами. Возьмите хотя бы тех, кто собирается у вас по пятницам, хотя бы того почтенного француза в золотых очках. Он сам рассказывал, что занимался распарыванием животов у собак и наблюдением, как долго они могут жить в таком виде. Попробовал бы он сделать это с моей собакой! Он говорил еще, что вырезает какие-то внутренности из живых крыс! Вы думаете, я подал бы ему руку, если бы только он не был вашим гостем? А его вы принимаете и будете принимать, тогда как меня выкидываете вон из своего дома! У вас был в прошлый раз какой-то генерал. А разве он не такой же наемный боец, как и я? Разница между нами лишь в том, что он не на свой риск и страх дерется, а подучивает других людей, как следует убивать ближних и посылать их во время войны на смерть, тогда как сам остается в безопасном месте. В прошлом году он с головой купался в крови несчастных негров, которые для него и его солдат были не страшнее, чем воробей для меня. Многие из ваших друзей ездят по субботам в Герлингхэм, чтобы показать свое умение стрелять, убивая ручных голубей. Это вы считаете достойным и человечным времяпровождением? Лорд Вортингтон, для которого двери вашего дома всегда открыты, правда, слишком хороший человек, чтобы убивать голубей, но он каждую осень устраивает охоту на лисиц. Думаете ли вы, что лисицам это доставляет большое удовольствие? Не кажется ли вам, что у людей, охотящихся на голубей и лисиц, такие утонченные чувства, что они не могут выносить в своей среде кулачного бойца? Вспомните, скольким десяткам людей ежегодно приходится платить жизнью и увечьями за увлечение охотой, верховой ездой, футболом и всякими модными видами спорта. Вспомните тысячи людей, убиваемых на войне. А между тем за целые сто лет, с тех самых пор, как существуют кулачные бои в Англии, не было и десяти трагических исходов, если только он велся правильно и честно. Наше дело безопаснее, чем танцы: нередко женщины ломают себе ноги на паркете; а бывали ведь такие случаи, когда во время танцев дамский шлейф попадал в камин, и в результате женщина умирала от ожогов! Мне однажды пришлось биться с человеком, который истощил свое здоровье неправильной и разгульной жизнью. Он не выдержал двухчасовой схватки, и мой довольно невинный и вполне дозволенный правилами нашего дела удар уложил его на месте. Вы, может быть, слышали всякие небылицы про этот случай. Но клянусь вам, что я не лгу. Здоровому человеку хороший удар приносит больше пользы, чем вреда. Я прекрасно знаю это по себе... Скажите сами: справедливо ли, что вы охотно пускаете к себе и дружите со всеми этими презренными истязателями собак, военными, охотниками на голубей и лисиц, а меня гоните вон, как бешеного зверя? Чем же я хуже их?

- Право, не знаю, - в большом замешательстве ответила Лидия на его длинную филиппику. - Вероятно, тем, что люди нашего круга не вступают в ряды вашей профессии.

- Вы правы. Среди боксеров мало джентльменов. Однако еще не так давно их не было также в среде поэтов и художников. Это занятие тоже считалось порочащим джентльмена. Но мне хотелось бы знать вот что: представьте себе боксера, манеры которого были бы также безукоризненны, как манеры ваших друзей, и который по рождению вышел бы из того же круга. Почему бы он не имел права вращаться с ними в одном обществе и считать себя ровней им?

- Да, вполне разумных оснований для этого нет... Охотно признаю это. Но правильным решением этой несправедливости было бы исключение из вашего общества людей, занимающихся вивисекцией, охотой и военным делом, а не допущение к ним в среду кулачных бойцов. Однако, мистер Байрон, - изменив тон, добавила Лидия, - было бы бесполезно спорить с вами на эту тему. Общество, к которому я принадлежу, имеет известные предрассудки. Я разделяю их и не могу их преодолеть. Разве вы не могли найти в жизни более благородного и достойного вас занятия?

- Все дело именно в том, что не мог, - почти с отчаянием произнес Кэшель. - В этом все несчастье моей жизни.

Лидия недоумевающе подняла на него глаза, но ничего не сказала.

- Вы не можете понять этого? Так я вам расскажу, как сложилась моя жизнь. Можно мне сесть?

Он давно уже встал от возбуждения во время разговора и бегал по комнате. Лидия указала ему на стул около себя.