– Ты о чём? – машинально спросила Марго, чувствуя, что готова провалиться сквозь землю: неужели он понял?!
– Ты прекрасно знаешь, о чём я. Тогда, на набережной, когда я целовал тебя, ты ведь думала о нём?.. Можешь не отвечать. Я действительно хотел придушить тебя!..
Марго стояла потупив голову, как провинившаяся школьница, и чувствовала, что вот-вот расплачется.
– Ну вот! Понеслось, – голос Тамаза смягчился, и он притянул её к себе. – Этого ещё нам не хватало… Постой! – отстранившись, он достал белоснежный платок из кармана своего белого пиджака и вложил в её руку. – Держи. А то всего меня тушью перемажешь.
Дав ей выплакаться, он приподнял пальцами её подбородок, посмотрел в заплаканные глаза и сказал серьёзно:
– Ты его забудешь, поняла? Это я тебе обещаю!
……………………………..
Но ничего не вышло.
Дни шли за днями, август незаметным образом превратился сентябрь: Студенческие год закончились, и начало осени стало совсем неотличимо от конца лета. Шесть дней в неделю она ходила на работу в свою библиотеку, по вторникам четвергам и субботам – на репетиции. Все остальные вечера, если Тамаз не был занят у себя в театре, они гуляли по городу, ходили на спектакли и концерты. Раза два она даже бывала у него дома, но эти визиты оставались вполне невинными – он, видимо, тоже ждал: в конце месяца предстоял этот злосчастный конкурс.
Марго мечтала о том, чтобы конкурс, наконец, оказался позади, как моряк мечтает о береге после долгого и опасного плавания. Чем бы он ни закончился, её обязательства перед коллективом и Майей Сергеевной можно будет считать исполненными, и она сможет с чистой совестью покинуть студию. Их конкурсный номер, если верить Майке, вышел «вполне сносным» – по крайней мере, технически. Но ему не хватало того чувственного слияния, которое составляет главную прелесть латинских танцев. Несмотря на все усилия хореографов, это была скорее схватка двух непримиримых противников, каковую мысль и выразил Тамаз после очередной из бесконечного числа попыток:
– Да это просто спарринг какой-то!
Майка вынуждена была признать, что сохранение этой пары оказалось ошибкой. Её многолетний опыт дал осечку. Пережив бессчётные влюблённости всех поколений своих питомцев, она, как ей казалось, научилась преобразовывать их энергию в танец, умело направляя выбросы этого гормонального пара в пластику движений. Эффективность такого подхода подтверждалась многочисленными дипломами, которые почти целиком занимали одну из стен танцевального зала, а также кубками, выставленными в стеклянных стеллажах в вестибюле. Теперь же ни один из её приёмов не работал, и она не могла понять почему: после месяца изнурительных репетиций результат был так же далёк от совершенства, как и в самом их начале. Всё, чего удалось добиться, это определённой технической отточенности, однако это не тот результат, которым можно впечатлить искушённое конкурсное жюри. Майка попыталась изменить концепцию танца, использовав энергию противостояния этих двоих, но это был, конечно, акт отчаяния – самба всё-таки не капоэйра!
Как и следовало ожидать, они не взяли даже третьего места. Да и сама поездка оказалась мучительной. Слишком Молодой и его подружка так усердно изображали любовную идиллию, что даже переигрывали. Остальные раскололись на две неравные группы: те, которые сплотились вокруг Сомовой, шумно играли в карты в её купе, остальные разбрелись по вагону. Большую часть пути в обе стороны Марго провела на верхней полке, спускаясь только в случае необходимости: стоило ей попасть в поле зрения Партнёра, как он принимался с удвоенной энергией тискать свою спутницу, которая повизгивала от удовольствия.
Эти эротические эксцессы вызывали у Марго тошноту. Ей очень не хватало Тамаза, но она не могла понять, в каком качестве. Скорее всего, она просто нуждается в его дружеской поддержке, но могут ли их отношения стать чем-то большим? По мере приближения к дому она всё настойчивей задавала себе этот вопрос. И на рассвете, когда за окном показались первые дома пригородов, она решила, что стоит попробовать.
Попытка обернулась настоящим кошмаром для обоих. Всё шло прекрасно, пока на них ещё оставалась одежда. Но стоило ей почувствовать тяжесть его обнажённого тела, как её руки и ноги скрутила мучительная судорога.
После, когда сидели на диване в тёмной комнате и её голова покоилась на его плече, Марго, собравшись с силами, сказала:
– Прости. Я, видимо, безнадёжна.
– Не говори ерунды. Мы просто поспешили, – возразил он, но в его голосе не чувствовалось уверенности. – Послушай… Может, ты всё-таки девственница?
Марго только вздохнула. Господи, он хоть когда-нибудь бывает серьёзным?!
– Нет, правда! С ними такое бывает…
– Тебе, конечно, лучше знать. Но это так же маловероятно, как непорочное зачатие.
– Жаль…
– Тамаз, имей совесть! Учитывая, что женщин и мужчин примерно поровну, а на твою долю пришлись хотя бы несколько, то девственниц на тебя не напасёшься!
Они грустно рассмеялись: оба понимали, что это конец. Провожая её, он сказал:
– Звони мне на работу, в любое время!
Но она, конечно, не позвонила…