Караван в Хиву

– Пиши, Иван Иванович, меня в тот караван. Лихая мачеха – чужая сторона! Да и на своей печи что за честь умереть от старости? Так ведь, ваши степенства? – И Данила задорно вскинул голову, качнул мягкими волосами, обстриженными под кружок, отчего на миг обнажились широкие залысины. – Не зазовем к себе азиатских купчишек, зачахнет наш торг, как чахнет саженец, выдернутый из земли. А выгодно расторгуемся в Хиве да привезем хороших товаров, то и достаток наш без малого удвоится. И Отечеству тем послужим, как сказал Иван Иванович. Иду я!

– Спаси бог тебя, Данила, – поблагодарил Неплюев смелого самарянина. – Кто еще впишется в караван?

За спиной Рукавкина кряхтит в душевной борьбе Родион Михайлов. И было отчего терзаться приказчику. Хорошо рисковать Даниле, он сам себе голова: захотел – поехал, захотел – нет. И дома в амбаре про запас хоть что-то да осталось на черный день. А у Родиона чужое, не свое добро. Случись что в дороге от подобного разбоя, как с купцом Усеевым, тогда что делать? Чем возместит убытки купцу Кандамаеву? Вдруг и капли жалости не выкажет к сиротам, продаст за долги последний домишко да в кабалу ввергнет со всем немалым семейством.

А с другой стороны? Если удачно обернется поездка в Хиву, он и Кандамаеву барыш привезет изрядный, и себе сумеет сколотить маленькую толику денег, да у Данилы чуток призаймет, накупит индийских да персидских товаров, в Самаре свою торговую лавку откроет. И – сам себе хозяин, сам купец! Эти зыбкие надежды пересилили страх перед неизвестной страной и не топтанной россиянами дорогой.

«Господи, благослови раба твоего Родиона на опасный промысел ради живота его», – помолился Родион, встал рядом с Данилой, а в глазах – будто туману кто напустил. Только и хватило сил сказать:

– И я иду.

В лихой отчаянности вскочил Лука Ширванов. Маленького роста, нарочито одетый в старенький суконный кафтан, чтобы казаться беднее, чем на самом деле, он живо вышел в центр зала, ближе к Рукавкину, стрельнул задиристыми глазами на татарские черные бороды, тряхнул при этом густыми волнистыми кудрями.

– Эхма! Неужто вымерли храбрые самаряне? Вот же, нет! Христианин, а отважусь пойти в мусульманское пекло, вооружась божьим словом в дорогу. Пишите и меня в караван. Мой приказчик Иван Захаров надежный малый, из бывших драгун, огненному и сабельному бою обучен отменно. Коль нападут на нас разбойники, он от них отстреляется, а нам будет при караване за военного коменданта, – уже в шутку добавил Ширванов, польщенный тем, что может оказать своим поступком посильную помощь самому губернатору, раз уж он их так просит.

Неплюев посветлел лицом: набирается народ, есть уже кого посылать в Хиву. Если бы еще для солидности человека два-три, то и вовсе было бы отменно.

Вызывающая смелость слабого телом Ширванова будто подстегнула купцов-татар. Первым из них поднялся Аис Илькин, решил не отставать от земляков-самарян. Растягивая в улыбке широкий рот, прикрытый черными усами, он подбоченился фертом и обернулся к Ширванову, словно молоденький петушок перед наскоком.

– Ты думал, татарина трус, да? Писать, однака, нада и меня твой караван, началнык губырнатыр.

Поднялись селитовский купец Гумер Улеев, казанские купцы Муртаза Айтов, Абдулзелил Заитов, приказчики Алей Армяков, Смайл Яферов.

Неплюев не ожидал такой отзывчивости купцов, растроганно сказал доброходцам:

– Не забудет Россия вашего подвижничества, а я не оставлю вас без внимания и в чужой земле, о том не сомневайтесь. Назначаю вам в караванные старшины самарянина Данилу Рукавкина. Будьте ему в послушании, а он порадеет о вашем деле с твердостью и заботой. С богом, детушки Отечества!

Данила был польщен назначением караванным старшиной, немало удивился выбору Неплюева: должно быть, сыграло тут роль их многолетнее уже знакомство и добрая репутация Рукавкина среди оренбургских жителей. Купцы откланялись, повалили гурьбой к выходу, загалдели, обсуждая только что услышанное. Рукавкина Неплюев задержал, чтобы присоветовать, каким путем лучше идти.

– До Троицкой крепости лучше и легче ехать левобережьем. Здесь дорога гораздо ровнее да и крепостей больше вдоль Нижне-Яицкой линии. А вообще, Данила, для острастки возьми некоторое число ружей и пистолей, чтобы по ночам караул возле каравана ставить непременно. Береженого, как говорят у нас, и Бог бережет, всякое может случиться. В Троицкой же крепости ты, Петр, – Неплюев обратился к Чучалову, – моим именем возьми охрану, сколь пристойно вам будет иметь, ибо там форпостов совсем нет до Яицкой крепости. Из Яицкого городка пойдете до Сарайчикова форпоста правым берегом. Там что ни день, то форпост на пути, там безопасно. А от Сарайчикова до кочевий Нурали-хана совсем близко, в тех краях о вашем караване никто знать не будет. Там и разбоя меньше, нежели по дороге от Оренбурга и прямо на реку Эмбу. Однако ж и за Яиком спать ночью только под надежным караулом.

Неплюев помолчал, глядя в строгое худощавое лицо самарянина, добавил: