Когда в группе таких же юных электриков на среднелистовом стане, что незадолго до этого прибыл с «Запорожстали», соприкоснулся он впервые с рабочей профессией, кто мог разглядеть в нем будущего министра?
— Нас прикрепили к опытным рабочим и учили прямо в цехе. Работали по 12 часов. А случалось, заболеет сменщик — сутками. Однажды я пробыл в цехе 48 часов, пошел домой и уснул на ходу.
Эту беседу с Дмитрием Прохоровичем Галкиным я записала в канун 50-летия Магнитки, сразу после встречи его с ветеранами комбината, когда в обостренную память о прошлом еще не вторглись заботы юбилейного дня.
— О наградах мы не думали. Но четко знали одно: задание — во что бы то ни стало, да не просто задание. Нужно нарастить производство. Были и награды. Например, сталевар Геннадий Рязанов получил орден Ленина — ему едва ли было 19 лет. А ведь высшая правительственная награда!
Мальчишки и девчонки военной поры… В год, когда страна отмечала свое 50-летие, в киноленте «Летопись полувека» увидели они себя у мартенов, сварочных аппаратов, токарных станков. В «Летописи полувека. Год 1942-й» есть такой момент: у горящего зева мартеновской печи ребята засыпают порог, потом крупно, во весь кадр — вереница улыбчивых мальчишеских лиц и — дикторский текст за кадром: «Всмотритесь в эти лица. Это ваши отцы и матери. Тогда, в грозном 42-м, их именовали Андрей Павлович Ящук, Иван Моисеевич Лешко…» И еще несколько имен, которые я, к сожалению, не помню.
В один из тех дней, когда буквально вся страна ежевечерне смотрела серии «Летописи», переживала, вспоминала, узнавала себя, знакомых на телевизионных экранах, на Магнитку приехала иностранная делегация. Первый мартеновский цех, который уже тогда один давал стали больше, чем металлургия всей царской России, показывал им секретарь партийного бюро Иван Моисеевич Лешко. В беседе гости поинтересовались, сколько лет он работает на комбинате.
— Двадцать шесть.
— А сколько же вам лет сейчас? — «этот русский явно преувеличивает», руководитель делегации решил уличить его.
— Сорок, — спокойно ответил Лешко.
— Но этого же не может быть!
И Иван Моисеевич, как на главное доказательство, сослался на эти кадры, что снимали кинооператоры в его смене для кинокартины «Здравствуй, Москва! (впоследствии, их использовали в кинохронике о жизни государства).
Кто из ребят той поры не знал этого фильма — «Здравствуй, Москва!» Кто вместе с героями его — мальчишками и девчонками из ремесленного училища — не бродил мысленно по московским бульварам, не волновался перед концертом на столичной сцене, кто не радовался, не печалился вместе с ними, не сопереживал их удачам. Кто не знал этой песни:
Целое послевоенное поколение выросло на фильме С. Юткевича. Завороженно следили мы за экранной, такой счастливой и красивой жизнью этих ребят, чуточку завидуя им.
Спустя много лет из уст участников съемок — магнитогорских РУ-шников времен войны — услышала я рассказ об этой «счастливой и красивой жизни»: о голодных, раздетых, потерявших родителей, напуганных войной, тяжело работавших в цехах детях, о том, сколько тепла сердечного, сколько такта и доброты потребовалось воспитателям, чтобы отогреть их оледеневшие сердца, заставить поверить в добро их, видавших смерть и горе, познавших голод и несправедливость, научить радоваться и смеяться.
Днем их величали по имени-отчеству, они заменяли ушедших на фронт мастеров, работали формовщиками, крановщиками, катали броню, варили сталь. Поздно вечером, захватив пайку хлеба, собирались вокруг печки-буржуйки, на которой в ведре варилась картошка, спорили, вспоминали, иногда танцевали под баян, и большая дружба постепенно возвращала израненные ребячьи души ко всему доброму, хорошему.
Центром этого рождающегося коллектива, подругой, матерью, наставницей ребят была молодая воспитательница, так же, как и большинство из них, эвакуированная с запада страны — Наталья Николаевна Карташова, балерина по довоенной профессии.
Разные пути приводили ребят в ансамбль, а следовательно, и ремесленное училище, на комбинат. Андрюшу Мистюкова Карташова, заслушалась у проходной. Чумазый, оборванный, он лихо играл на баяне все, что бы ни попросили. У него угадывался абсолютный слух. Поговорив с Андрюшей, Наталья Николаевна тут же определила его в пионерский лагерь, а затем в училище. Пройдет несколько десятилетий, и заслуженный артист РСФСР, композитор А. П. Мистюков с благодарностью напомнит ей об этих днях.