Караван счастья

Ей было всего 11 лет, но рядом с пионерским галстуком на ее груди алел орден Ленина. Первая пионерка страны, удостоенная такой награды. Первая среди взрослых в Таджикистане. Мы все заплетали косички, «как она», и носили на голове тюбетейки тоже, «как она». С тех пор прошла целая жизнь, но для меня все годы именно она олицетворяла солнцеликую республику. Могла ли я теперь, попав в Душанбе, не встретиться с ней?

…В республиканском музее хранится старая полуслепая фотография, сделанная при чрезвычайных обстоятельствах в 1924 году. Изображен на ней кишлак Шахмансур после налета басмачей: дым, огонь, пыль, разваленные дувалы и саманные хавли, сравненные с землей. Смотришь на снимок и словно из далекого далека слышишь стоны избитых, плач разлученных, осиротевших, крики погонщиков, рев обезумевшей скотины.

В один из таких налетов на Шахмансур, а именно 15 ноября по старому стилю, в том же 1924 году, от крайней кибитки — или хона́, как называют в этих местах, — отделился всадник и, сопровождаемый бегущим человеком, погнал к ближайшему ущелью. Басмачи не стали преследовать беглецов: возможно, не заметили, а возможно, не привлекали их эти бедно одетые, со старой кобылой люди. Если бы кто смог приглядеться к ним поближе, удивился бы странному виду всадника: к самодельному седлу была привязана закутанная в чадру женщина, обычный по тем временам черный килак на лице ее отсутствовал, рот был туго завязан платком, а глаза, полные слез, выдавали неимоверные телесные страдания.

В первой от хлопковой долины расщелине примостился кишлак Шейхон, а крайняя кибитка в нем — Бобо-сафара.

Горец всегда рад гостю. Он не будет выспрашивать, что привело того в его дом. Двери хона не заперты никогда: заходи, приезжий, покушай, что есть у хозяина, или приготовь себе сам из его продуктов, если в доме ты один. Таков закон, что и поныне чтут на Востоке. И Бобо-сафар не задал вопросов, не испугался, что незнакомые беглецы навлекут беду — чего доброго наведут басмачей. Он помог Нахангу отвязать Курбан-биби и внести ее в дом, затопил тандыр во дворе, побежал за водой к ручью.

Через несколько минут Курбан-биби родила девочку.

А когда зашло солнце, маленький караван тронулся назад в Шахмансур.

— Малика[3], — шептала мать, нежно прижимая к себе завернутое в халат крошечное существо.

Но Наханг не разделял радость жены. И уже совсем не был согласен с таким именем. Когда утром гнал он кобылу в Шейхон, он спасал сына — единственного, желанного, долгожданного. Но аллах подарил дочь. И Наханг слышать не хотел ни о каких царицах-шахинях. Бедняк, сын бедняка, проданный баю вместе с братом за долги, много дорог исходил он караванщиком, но ни за одним бедняцким дувалом не встретил счастья. Когда застигнутый революцией бай повернул свой караван обратно, в Афганистан, Наханг остался на земле Советов.

— Будет Мамлакат[4], — твердо сказал он жене.

Назвал Наханг Акбердыев свою дочь новым словом, что было тогда на устах у всех обездоленных и угнетенных, но и мысли не было у него, что эта седьмая в его семье девочка прославит свое имя, и пойдет оно кочевать по всем среднеазиатским республикам. Рано умер Наханг, так и не узнал, что ученые спустя много лет провели специальные исследования и доказали, что он, неграмотный узбек-караванщик, впервые на Востоке ввел это имя.

Большим фантазером и мечтателем был отец Мамлакат… Недаром дедушка Давлат, — старик мудрый и уважаемый не только в своем кишлаке: в базарный день его нарасхват приглашали на все конские торги, — недаром он приметил этого совсем чужого парня и взял его себе в зятья. Много историй знал Наханг, много сказок и легенд услышал в разных землях, по которым плутал Великий шелковый путь. Потом пересказывал их, мастеря детям игрушки из хлопковых коробочек.

Одну до сих пор помнит Мамлакат. Рассказывал отец, как посадила раз девочка, дочь бедняка, в самом центре кишлака хлопковое семечко. Выросло дерево-хлопок такое большое, что тень от него закрывала не только кишлак, но и поля вокруг. И прятались в ней от непосильной жары жители всей долины. Когда хлопок созрел, 500 женщин вместе с девочкой убрали его. А потом сорок верблюдов увезли хлопок в далекие края. Сколько же хлопка вырастила девочка!

Большой фантазер был Наханг-ата…

Через три года после его смерти, в августе 1937 года, на первом Всесоюзном параде физкультурников в Москве вынесли спортсмены на Красную площадь макет большой хлопковой коробочки. Напротив Мавзолея В. И. Ленина коробочка вдруг начала раскрываться, белая вата обрисовала контуры созревшего цветка, и, словно маленькое семечко, выпорхнула из него девочка со ста косичками. Она смело прошагала к Мавзолею и побежала вверх по лестнице, неся букет хлопка руководителям страны. Это была Мамлакат. Лучший хлопкороб. На ее груди все увидели орден Ленина.

Но этого Наханг Акбердыев так и не узнал.